Онлайн книга «Смерть в темпе «аллегро»»
|
– О чем он спрашивал? – О том, где мы находились в момент убийства, – начал перечислять барон. – Понятия не имею, где я находился – я даже не знаю, когда оно произошло. И, говоря откровенно, меня это мало заботит. Еще спрашивал о том, какие у нас были мотивы. О том, не приковать ли нас цепями к стенке в подвале. – А у вас были мотивы совершить это преступление? – Ну что ж… я имел основания злиться на Званцева – но чтобы убивать, да еще сразу двоих? – нет, я не полоумный. Это явный перебор. Синьор Гагаринский сказал, что давно остыл от гнева и зла на Дмитрия Павловича не держал. Якобы тот даже принес свои извинения. Тогда князь разъярился еще больше: так это заговор?! Вы вдвоем их убили, а теперь покрываете друг друга! Обоим несдобровать, обоих… он чуть было не продолжил… – Что продолжил? Тускатти помялся, но предположение озвучил. Вполне возможно, старый князь хотел сказать «обоих убью» – но понял, что это прямая угроза, которая грозит уголовной статьей. Последовало еще несколько фраз – и Гагаринский не выдержал. Он направился к выходу, а хозяин дома крикнул что-то вслед. – Я не расслышал, что именно. Гагаринский ответил какой-то дерзостью и чуть ли не за шиворот выволок меня из комнаты. – А дальше? – Дальше? Что было дальше… Когда мы вышли, я набросился на князя: вы что, с ума сошли? – дерзить этому душегубу? Нам повезло, что мы вышли отсюда живыми. Он сказал, что тот лучшего обращения не заслуживает и распинаться перед ним не намерен. – Пожалуйста, продолжайте. – А продолжать-то особенно и нечего. Я малость успокоился, Гагаринский тоже. Я предложил выпить по бокалу шампанского, но князь, видимо, куда-то спешил. Мы попрощались – и все. – И больше… – Да, с того дня мы пока больше не виделись. – Ясно, – ответил Уваров, поднимаясь с кресла. – Спасибо, что уделили время и ответили на вопросы. Пока что других у меня нет… – В любое время, прошу вас, задавайте – перебил Тускатти. – К вашим услугам. Если вдруг что – приходите в любое время. Но прошу сразу простить, в ближайшее время смогу принимать вас только в этой квартире. – …, кроме одного, – закончил мысль надворный советник. – У вас есть какое-нибудь алиби на время совершения убийств? Он перечислил даты и время. Барон нервно поправил волосы: – Нет, боюсь, что нет. И ради всех святых – не упоминайте пока… Когда за сыщиком закрылась дверь, Тускатти отшатнулся от нее и почти упал на стену. Пот лился градом со лба, он вытер его платком и выдохнул, преувеличенно громко сказав: Madonna, cosa fare? Cosa accadrà? [4] Уваров и подумать не мог, что допрос пройдет столь гладко и быстро. За пятнадцать лет службы в полиции Владимиру Алексеевичу не раз попадались свидетели из высшего общества – и ничего, кроме презрения, обещаний устроить неприятности по службе и фразы «Проводите господина полицейского к выходу» он не встречал. Но тут все обернулось иначе – барон был сама любезность. Даже подозрительно, – подумал сыщик на обратном пути. – Ваше высокоблагородие! – прервал его размышления дежурный. – Задержанный из восьмой камеры требует… – Адвоката? Вызовите, в чем проблема? Или ему подавайте Плевако? – так тот в Москве, быстрее отсидеть, чем вызывать и ждать такого защитника. – Никак нет, – отрапортовал тот. – Требует чай и порцию горячего. – Их кормили? – Осмелюсь доложить, так точно! – кормили. Но тот был чем-то недоволен и запустил кашу в физиономию надзирателю. Пшенную. Хорошо, что только теплая была. – И? – дальше что? – И всё, ваше высокоблагородие. Вторую порцию не давали по причине ее отсутствия. – Кто таков? – спросил Владимир Алексеевич. – Купец какой-нибудь? – Сын купца третьей гильдии Салфеткина. Задержан за публичный цинизм. Уваров хотел было удариться в размышления о том, что купцы всегда одинаковые – набалуют детей, а нам, скромным труженикам, с ними разбираться… Но дежурный поставил вопрос ребром: – Так что делать, ваше высокоблагородие? Они же жаловаться будут. – Не будут, – ухмыльнулся Уваров. В голове у него созрел план может быть мелкой и даже мелочной, но все-таки мести. Он подошел к столу и налил в пару стаканов чайной заварки. Один он разбавил водой из графина, во второй налил из самовара кипяток. – Вот ему чай, – сказал он, протянув первый, и берясь за второй. – А вот – порция горячего. Уваров коротко рассмеялся, дежурный вослед за начальством начал хохотать. Он схватил обе чашки и хотел скрыться за дверью предвариловки, но услышал позади голос. – Давно доставлен? На него протокол хотя бы составили? – Никак нет, еще не составил, – повернулся он. – Отнеси горячее с чаем – и сразу за протокол. Если адвокат приедет, а у нас на руках пусто, так по шапке дадут – и хорошо дадут, не оклемаемся. В кабинете статский советник Филимонов сидел, погруженный за стол, и со всем присущим ему вниманием снова и снова изучал плотный листок бумаги, привезенный ему из дома Гагаринского. Это был именной бланк князя Васильевского, на котором его сиятельство собственноручно написал несколько строк. Похоже, свидетели не врали. – Что допрос? – спросил Филимонов. – Допрос? – переспросил сыщик. – Антон Карлович, вы позволите я скажу все, что думаю об этом бароне? У меня нет ни одного факта, ни одного доказательства – но вот поверьте: чутье сыскной ищейки не подводит. Этот Тускатти – темная личность. Тот что-то буркнул в усы – а, может быть, просто слегка кашлянул от табака: в пепельнице лежало полдюжины обгорелых папиросных гильз и очередная дымилась у статского советника в руке. Доверять чему-то, что не подтверждается фактами – в высшей степени непрофессионально и глупо. Не доверять – профессионально, однако столь же глупо: интуиция, чем бы она не была – откровением свыше или непроизвольным анализом большого объема информации – все-таки существует и никуда от этого не деться. – Это предположение? Или у тебя есть что-то? Не просто так ведь тебе это в голову ударило? – Мелочи, буквально пара пустяков – но есть в них что-то странное, – сыщик взял папиросу и чиркнул спичкой. – Он начал говорить со мной по-итальянски, но тут же переключился на русский. – И что же? – У меня стойкое ощущение, что русский он знает лучше своего родного языка. Вы знаете, Антон Карлович, я иногда говорю сложно и витиевато – но он ни разу меня ни о чем не переспросил. Никакого акцента. Мне показалось даже, что он не итальянец, выучивший русский, а наоборот. |