Книга Девушка в белом кимоно, страница 77 – Ана Джонс

— У обаасан есть свои перегибы в убеждениях, но ее намерением было позаботиться о твоем здоровье. Мы только что потеряли твою мать, и... — он качает головой и проводит рукой по подбородку.

За его спиной пошевелились тени, и мои мысли тут же вернулись к ребенку.

— Я хочу представить тебе твою внучку.

Слова были произнесены, и пути назад больше не было. Отец выпрямляется, но не произносит ни слова.

Настал мой шанс, возможно, единственный. Я встаю, кланяюсь и решительно направляюсь к двери. Внезапное открытие двери пугает сестру Сакуру и Хису, но птичка готова к встрече.

— Пожалуйста, — говорю я и протягиваю к ней руки.

Хиса передает малышку мне, и я вглядываюсь в ее крохотное лицо, ее упрямо торчащий хохолок и невинные глаза. Потом перевожу взгляд на сестру Сакуру. Мы не разговаривали, но обе понимали важность этой встречи.

Я отчаянно хочу, чтобы отец увидел красоту и невинность малышки. Через несколько дней мы должны покинуть монастырь, и нам некуда идти. Нам необходимо приятие отца.

Я заставляю себя сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться. Поворачиваюсь, вхожу, закрываю за собой дверь и подхожу прямо к отцу.

— Это твоя внучка, — говорю я тихо и с надеждой.

Он смотрит на сверток в моих руках.

Под моими ногами проседает земля, рассылая судороги волн во всех направлениях. Мы стоим на границе между культурами, тонкой, но глубокой, как бездна, и потенциально смертельно опасной. Я намеренно перешла на другую сторону, но этот ребенок был мостом между нами. Если отец захочет перейти эту черту. Пожалуйста, пусть он перейдет.

Девочка зашевелилась и издала тихий звук. Ее глаза широко распахнулись, словно она понимала важность этой встречи. Я попыталась пригладить пальцами ее упрямый хохолок.

— Она почти не плачет, — я всматриваюсь в него, пока он смотрит на нее. — И совсем не причиняет беспокойства, — я делаю еще один шаг к нему и приподнимаю девочку, чтобы он мог ее рассмотреть.

Отец осматривает ее с ног до головы, но его лицо остается непроницаемым.

Это его маленькая внучка, несмотря на то, кем был ее отец. Малютка надувает пузырь и сипло вздыхает.

Отец не отвечает.

Но я уже вижу ответ, и мое сердце разрывается на части. Я судорожно ищу верные слова, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

— Ес кожа всего лишь немного светлее, и смотри... — я подхожу еще ближе. — Ее глаза почти черные, как мои, — ее волосы выглядывают между моими пальцами. — А это всего лишь цумудзи, вихор, признак гения. Видишь? Они не вьются. Она не будет выделяться среди других детей. И она окрепнет. Я точно знаю.

Отец поднимает лицо и смотрит куда-то мимо меня.

Он уже увидел то, что хотел. Его руки сомкнуты за спиной, он покачивается на ногах вперед и назад. Я прижимаю малютку к себе и готовлюсь не только говорить правду, но и принимать ее.

— Хаджиме отозвали. Ты знаешь о договоре с Тайванем. И сейчас срок его службы окончен, — я наступаю на свою гордость и продолжаю. — Он не вернулся, — на глаза наворачиваются слезы, но я не буду плакать перед ним.

— Тогда возвращайся в ваш дом и жди его.

— Нет, — я смотрю на его подбородок, на то, как двигается его кадык, куда угодно, только не в глаза. В эти пустые глаза. У меня растет комок в горле, и я с трудом произношу следующие слова. — Я не могу вернуться в тот дом, потому что... — я униженно опускаю голову. — Потому что без оплаты он был сдан другой семье.

Он резко выдыхает через нос, играя ноздрями, и делает шаг назад, чтобы обдумать эту новую информацию.

Я жду. Десять секунд? Двадцать? Мне кажется, что их проходит целая тысяча, пока он заговорил.

— Ты думаешь, что он вернется? — он говорит мягко и ровно, словно знает, что сила его слов может меня разрушить.

Могла.

Слезы текут по моим щекам. Дрожат губы. Зубы плотно сжаты, и я часто дышу. Я приказываю себе не плакать. Но уже слишком поздно. Я уже вишу на лозе между двумя тиграми. Голодные мыши грызут ее со всех сторон, чтобы заставить меня выбрать, в какую сторону двигаться. А я не знаю, какое выбрать направление. Какой тигр страшнее? Я поднимаю глаза и говорю, что думаю.

— Нет. Не думаю, что он вернется.

Я жду, глядя на отца, в ожидании его реакции. Воздух вокруг нас становится слишком тяжелым и неподвижным. Гулко колотится сердце. Маленькая птичка шевелится в моих руках. Я молюсь о том, чтобы она не закапризничала.

Он заиграл желваками.

— Каковы твои планы?

Значит, он хочет заставить меня просить.

Настаивает на моем унижении.

Требует, чтобы я умоляла.

Я бросаю взгляд на девочку. Я буду умолять ради нее.

Я низко кланяюсь.

— Я бы хотела вернуться домой, отосан. Помогать ухаживать за Кендзи и бабушкой. Я бы хотела занять свое место как...

— А что насчет нее?

Я поднимаю глаза на него.

— Она моя дочь.

— Она больна, — он фыркает и начинает ходить по комнате.

— Она поправится. Мы уже нашли способ ее кормить, — Я решаю не говорить, как мало она ест.

— Мы не вынесем бремени, которым является этот ребенок. Она требует слишком дорогого медицинского обслуживания.

— Я сама о ней позабочусь!

— Ты должна подумать об имени твоей семьи, а если не можешь, то подумай о ребенке. Она мала, болезненна, скорее всего имеет задержки в развитии. Что будет с ее образованием? — он резко разворачивается на месте, и чем быстрее он ходит, тем громче звучит его голос. — Куда она пойдет?

— Я сама буду ее обучать.

— Она не сможет рассчитывать ни на достойный брак, ни на хорошую работу, — он продолжает говорить, словно я все это время молчала. — Даже если она выживет, то станет очень дорогостоящей обузой.

Я делаю шаг к нему, умоляя.

— С ней все будет в порядке. Я позабочусь о том, чтобы она набрала вес и поправилась. Пожалуйста, мне необходимо, чтобы она была со мной.

— Хватит! — его рука разрубает воздух. — Ты думаешь только о том, что тебе необходимо. Чего ты хочешь. Хватит! — отцовское лицо исказила гримаса. — Погоня за твоими желаниями привела тебя сюда. И сейчас то, чего ты хочешь, не имеет никакого значения, Наоко. На этот раз важнее то, как будет лучше, — отец направляется к двери, но останавливается.

Полуобернувшись, он бросает через плечо:

— И то, что лучше, для тебя и для этого ребенка — не одно и то же. Тебя с радостью примут дома. Ты меня поняла? Тебя одну.

И он делает еще шаг, открывает дверь и выходит из комнаты.

Теперь я понимаю, что он все же был тигром.