Книга Хулиган напрокат, страница 37 – Алёна Черничная

— Как дела, красотка? — Инга снова устраивает задницу в модных брюках на краю моей парты. И слово «красотка» из ее змеиных уст звучит, скорее как унижение.

— Нормально, — холодно отвечаю я, скрестив руки на груди. И опять приходится гадать, что в этот раз Майер от меня надо?

— Как вечер вчера провела? Где была?

— Дома, — говорю еще резче. Может, до рыжей все же дойдет, что общаться с ней я не хочу.

Но выражение ее идеального лица становится лишь еще ядовитее:

— Одна? А Макс? Его что с тобой не было? А, ну да… Он же был занят.

Я едва сдерживаюсь, чтобы надменно не фыркнуть Инге прямо в лицо. Да, был занят. Мной. Эта рыжеволосая курва сейчас реально пытается меня задеть своими тупыми расспросами?

Но вибрация телефона в заднем кармане моих джинсов мешает мне дать ответ Инге.

А когда вижу на экране знакомые цифры, то Майер со своей завистью идет в долгое пешее эротическое.

Схватив сумку, я просто вылетаю из аудитории, а сердце чуть не вылетает из моей грудной клетки. Дрожащими пальцами отвечаю на звонок:

— Алло.

— Привет, Синичкина. Переживаешь, куда я делся? — осиплый, слегка заспанный голос в динамике творит с моим пульсом да и просто со мной невообразимые вещи.

Он становится неуправляемым, а ноги ватными. У меня самой даже пропадает голос.

— Ольхов… — нервно прочищаю горло, — …кий, ты еще спишь, что ли?

— Угу, — басит Макс.

Я понимаю, что неожиданно не понимаю, о чем разговаривать дальше. В мыслях словно ураган пронесся. Поэтому задаю самый тупой и банальный вопрос.

— Время видел?

— Да пофиг. Я заболел, — сипло ворчит он.

И мое сердце еще раз подпрыгивает в груди. Только уже от жуткого беспокойства.

— Сильно? Что болит?

«Черт! Это, наверное, из-за вчерашних холодных ванн. Помог, называется…» — с горечью ругаю саму себя.

— Нос заложен, температура…

— Высокая? Сколько? — я начинаю ходить от одной стены коридора к другой и теребить пуговицу у себя на рубашке.

— На четыре градуса выше нормы, — раздается басистый и тоскливый вздох в трубке, а я замираю в шоке посреди коридора.

В уме не составляет никакого труда посчитать сколько это… И мои волосы встают дыбом.

— Макс, ты хоть лечишься? Дома есть кто? Врачу звонил? Лекарства пьешь? А…

— Воу-воу, Лесь, — сипло усмехается Ольховский, прерывая мою тираду. — Вопросов много, а я один. Никакому врачу звонить не буду. Попью витамин С и норм будет.

— Какой, блин, витамин С, — я уже чуть ли не ору на почти опустевший коридор. — Максим, живо пей нормальные лекарства!

— Так у меня их нет.

Я даже не размышляю над своим решением, а просто четко и грозно говорю, недовольно сопящему, Максу в трубку:

— Будут. Пиши мне свой адрес.

***

Боязливо тяну за ручку массивную входную дверь одного из крутых жилищных комплексов в центре города. И она легко поддается, пропуская меня вовнутрь. Максим сказал, чтобы я входила без стука. В одной руке у меня сумка с тетрадками, в другой — увесистый пакетик из аптеки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хоть я и оставила там почти всю свою стипендию, но сделала это без сожаления.

Вхожу в темный коридор и сразу натыкаюсь взглядом на огромное зеркало, расстилающееся от пола до потолка. И тут же хочется сделать шаг назад и слинять отсюда.

Выгляжу я, конечно… Старые джинсы, мятая рубашка в клетку и растрепанные по плечам волосы. Нужно было себя хоть немного привести в порядок после авральных утренних сборов, но сюда я спешила гораздо сильнее, чем на пары.

— Я здесь, — слышу глухой зов из глубины квартиры.

Оставив сумку и балетки возле двери, я осторожно двигаюсь на голос. А заодно потихоньку осматриваюсь.

У Макса очень стильно. Небольшая гостиная, совмещенная с кухней в светлых тонах, широкий коридор с абстрактными картинами на стене. Нечета нашей с дедушкой старенькой и угрюмой квартире.

Но весь этот стиль напрочь завален разбросанными вещами Макса: джинсы, футболки, рубашки- все валяется по дивану и стульям в гостиной. Неодобрительно качаю головой. Ну и бардак! Сразу видно, Ольховский здесь живет один.

Но все мое недовольство мгновенно испаряется, когда оказываюсь перед приоткрытой дверью, откуда и слышался голос Макса.

Я безумно нервничаю. Ладони холодеют, а сердце в груди тяжелеет, но отступать некуда. Когда мне нужна была помощь, Макс приехал, не задумываясь… Правда, до этого не было таких сумасшедших поцелуев в ванной.

Бесшумный вдох. Выдох. И я неуверенно захожу в комнату Максима.

В небольшой светлой спальне тот же бардак. Кругом валяются вещи, а стол завален книгами, коробками и еще непонятным хламом.

И на огромной кровати лежит, свернутое в кокон, одеяло, из которого торчит только знакомый нос.

А вот и больной. Кладу лекарства на захламленную какими-то стаканам тумбочку, и решаюсь присесть на край кровати.

— Ты как? — волнительно интересуюсь я, с беспокойством поглядывая на Макса.

— Что-то не очень, — бормочет огромный одеяльный сверток.

И мне так становится его жалко, что моя рука сама тянется к этому свертку. Кладу ладонь примерно на его середину и осторожно поглаживаю.

— Температура какая?

— Больше не мерил.

Нахожу взглядом электронный градусник у подушки и тут же подсовываю его Максиму.

— Если такая же высокая, то будем вызывать врача.

— Не хочу врача, — шмыгает носом Макс, покорно забирая градусник. — Говорю сразу. Я в больницу не хочу и не поеду.

— Тебя никто туда еще не забирает, — цокаю я, закатывая глаза.

Вроде мальчик большой, а рассуждения, как у ребенка.

— Если ты вызовешь врача, а он придет с уколами, то я с тобой больше дружить не буду, Синичкина, — грозно бурчит сиплый голос в одеяле. — Я серьезно. Писать и звонить не буду. И спасать от потопа тоже больше не приду…