Книга Любовь с первого взгляда, страница 33 – Кейт Клейборн

Ей отчаянно хотелось верить, что он тоже об этом думал.

Но если сейчас он уйдет – потому, что убедился, что худшая стадия болезни позади, или потому, что она убрала обслюнявленную щеку с его бедра, – Нора поймет, что это воспоминание дорого ей одной.

– Ты даже когда болеешь, жаворонок, – сказал наконец он, уже тише, почти шепотом, почти как тем утром, и она вздохнула, как ей казалось, с облегчением, а следом откинулась на подушки, на которых так и не поспала. Нора старалась представить, что воздух между ними свежий, прохладный, воздух раннего утра.

Он останется.

– Думаю, да, – ответила она, распуская волосы. Шея перестала ныть, а неловкость отпала, когда они упали ей на плечо. Она подвинулась к изголовью и облокотилась, повторяя его позу. В таком виде все было вполне цивильно, обычно. Все равно что на диване. Сидеть, болтать – ничего больше.

– Болеть довольно забавно, – произнесла она, устроившись поудобнее.

Подача! Нормальная, диалоговая подача.

– Что в этом забавного? – спросил он, и она с облегчением улыбнулась.

– Ну это мое первое лето здесь со смерти Нонны. А тут я всегда болею именно летом. Обычно я приезжала сюда через пару дней после окончания учебного года. И в течение месяца заболевала.

Даже не соприкасаясь с ним, она почувствовала, как он изменился, весь напрягся.

– Может, у тебя аллергия не на кошек. А на что-то в самом здании…

Нора прыснула.

– Нет, нет. Постоянно было что-то новое. То простуда, то ротавирус. Два лета подряд у меня был тяжелый грипп, таких лихорадок я в жизни не переживала.

– Удивлен, что, несмотря на это, у тебя столько хороших воспоминаний об этом доме.

Она разгладила одеяло, внезапно насторожившись. Говорить об этом было рискованно, особенно учитывая, к чему привел их разговор на поэтическом вечере. Но ведь он просто спросил, правда? Вел себя как в утро их первой встречи. Интересовался ею. Хотел узнать ее лучше.

– Я никогда не болела во время учебы, никогда, – ответила она, поддавшись его заинтересованности, устроившись в ней как еще в одной уютной кроватке. – Ни одного пропуска со второго класса. В первом я сломала руку на экскурсии, так что пришлось пропустить половину занятий в тот день.

– Ты пропустила всего полдня из-за сломанной руки?

Она пожала плечами.

– Я любила школу. А еще родители были очень заняты работой. – Она окинула его долгим взглядом. То ли в комнате светлело, то ли глаза Норы уже привыкли к темноте, но она заметила, как Уилл наклонил к ней голову.

– Да? Кем они работали?

– Оба – профессора. Археологи.

– Что, правда? Как Индиана Джонс?

Она тихонько, как-то очень интимно, хихикнула. А как еще можно смеяться в одной кровати с кем-то? Казалось, что это их тайна, особый секрет. Как будто лихорадочный сон. Она уже не думала, в этом есть хоть что-то нормальное и обычное.

– Конечно, поскучнее Индианы Джонса. Но так они и познакомились, в аспирантуре. Они очень много работают во время учебного года: преподают и пишут свои статьи и так далее. Они даже довольно известные.

– Но не как Индиана Джонс.

– Нет. Как… ученые. Как ведущие археологических документалок.

– Ха, – произнес он и замолк. – Так они не брали отпуск летом или…

– Летом у них раскопки. Повсюду. Они даже сейчас на них. – Они не молодели, и с каждым годом это тревожило Нору все больше, но роли это не играло. Однажды она услышала от отца, что он был бы счастлив умереть на раскопках. «Занимаясь любимым делом», – сказал он, и Нора – которой было всего двенадцать – чуть не задохнулась от боли.

– И они не брали тебя с собой?

Она помотала головой.

– Думаю, это бы им помешало.

А вот это – вот это были дословные слова ее матери. «Нора, мне просто непрактично ехать с тобой к Нонне в этом году. Нора, не стоит тебе лететь в Грецию, особенно учитывая наше с отцом расписание».

– Но мне нравилось приезжать сюда. Здесь меня всегда окружали люди.

Уилл снова издал смешок – мягкий, понимающий. Наверное, думал обо всех ее неслучившихся визитах к котятам.

– Всегда, – сказал он с явным сарказмом.

Она улыбнулась ему.

– Может быть, мое тело понимало, что в этом доме болеть можно? Безопасно. Мои родители не лучшие… сиделки. У них на это нет времени.

Она замолчала, поймав себя на том, что теребит кончики волос – старая привычка, которая в детские годы так раздражала мать и в конце концов привела к той самой короткой стрижке в стиле Ринго Старра, с которой она впервые сюда приехала. Но, возможно, она судила о родителях слишком строго. Они все еще звонили ей, спрашивали, как дела. Пока она жила с ними, обеспечивали ее всем, что нужно. Они были умными, интересными, простыми. Часто говорили, что любят ее, и она верила.

Но… до Нонны им было далеко. Даже не сравнить. Они никогда не рассказывали ей о любимых вещах, не готовили с ней, не бодрствовали допоздна, складывая с ней пазлы или сажая рассаду в горшочки. Никогда не спрашивали, что Нора читает, и не говорили, что читают они. Никогда не радовали ее длинными запутанными историями из жизни, полными людей, с которыми она не встречалась и вряд ли встретится.

Она прикрыла глаза от накатившей утренней печали, которая обычно приходила зимой.

– Знаю, болезнь не так работает, – добавила она, когда снова смогла говорить.

Матрас немного двинулся: Уилл поднял с пола ногу и вытянул рядом с другой.

– Я болел только в ординатуре, когда брал несколько выходных подряд. Как только тело не реагирует на стресс.

– Ой, – выпалила она, испугавшись сравнения. – Я не имела в виду, что отношения с родителями были для меня стрессом.

Но ведь были. Стрессом было проводить столько времени в одиночестве. Стрессом было, что так сложно завести друзей, что основным кругом ее общения были люди намного старше. Стрессом было чувствовать себя маленькой и неудобной, девять месяцев в году ждать всего трех, а потом возвращаться с каникул и заново свыкаться с этой жизнью. В ретроспективе все это было стрессом.

Уилл молчал, Нора ощутила тянущее чувство стыда и досады. Плохая была подача; они словно вернулись в вечер поэзии, и это совсем не то, о чем он хотел бы с ней говорить. Не то, что должно их сблизить. Даже если ей казалось, что это между ними общее.

– Мои родители были вроде твоих.

Она застыла, не желая двигаться, говорить, вообще делать что-либо, что может нарушить эти чары раннего утра.

– Не с работой, но… – Он затих и провел рукой по волосам. Заговорив снова, он начал тараторить, так сильно, что Нора не до конца разбирала, что он говорит. – Друг с другом.