Книга Космическая одиссея капитана Джонса, страница 33 – Лия Сальваторе

«Приговор», сколько еще будет спать Эмма?» – отдал я мысленный приказ, направляясь в каюту.

- Действие снотворного кончится через четыре часа тринадцать минут и сорок две секунды.

- Разбуди меня через три часа.

Я добрался до своей каюты, и двери приветливо разъехались в разные стороны, впуская меня внутрь.

В каюте было темно, лишь возле кровати Эммы тускло светился желтый шар света. Мэри говорила, что моя девочка боится оставаться в полной темноте. Я подошел к ее кровати и нежно погладил дочь по волосам, затем склонился над ней и поцеловал в лоб. Эмма спала, как ангел. Лицо было чистым и ясным: никаких тревог и переживаний. Грудь вздымалась ровно и медленно, в такт дыханию. Она спала, прижав к себе маленького плюшевого медвежонка. Я долго стоял и смотрел на нее. Когда она проснется – все будет по-другому.

Рядом с кроватью Эммы стояло кресло, в котором я и проспал три часа, пока меня не разбудил «Приговор». Сделал он это очень тактично, будто понимал, что в комнате спит ребенок, и его не следует будить. В моей голове зазвенел колокольчик, и я проснулся. Вскочил резко, заглянул в кроватку Эммы. Спит. Ангелочек.

Я поспешил в мастерскую. Часа на мою задумку должно было хватить.

- Я предупрежу вас, когда Эмма начнет просыпаться.

Услужливость «Приговора» начала меня немного забавлять. Слишком уж он стал самостоятельный.

В мастерской я первым делом отыскал прибор для создания голограмм и начал писать небольшую программку, которая задаст мне другой внешний облик. На ее написание у меня ушло минут сорок. Затем я встроил ее в пульт управления кораблем и проверил работоспособность. Когда я нажал кнопку запуска и подошел к зеркалу, то не поверил своим глазам. Из зеркала на меня смотрел мужчина на 9 лет моложе, высокий, хорошего телосложения, ухоженный, с короткой стрижкой темных волос – на сантиметр превышающей закон, - светлокожий и счастливый. Оба глаза целы, они ярко-янтарные и сияют от счастья. При написании программы я использовал память, скачанную когда-то с сетчатки моих глаз и хранящуюся в «Приговоре». Неужели я был таким?!

Мужчина в зеркале был молод и счастлив. Таким Эмма точно должна меня узнать. Вряд ли она почувствует голограмму.

- Капитан, Эмма начинает просыпаться. До полного пробуждения двенадцать минут.

- Спасибо, - я поспешил в каюту, надеясь не столкнуться ни с кем из команды, но моим надеждам не суждено было сбыться.

- Кэп? – на встречу мне шел Ром. – Это вы?

Я вздохнул и отключил голограмму, возвращаясь в свой прежний романтично-разбойничий облик.

- Да, это я, девять лет назад, - недовольно ответил я другу.

Ром тактично промолчал, избегая провокационных вопросов, но я не сомневался, что завтра об этом будет знать вся команда.

- Хорошо выглядите, - усмехнулся Ром. – Два глаза вам идут.

Отвечать столь же ехидно я не стал.

- Так я выглядел девять лет назад. Перед тем, как меня выбросили не планету Е-типа.

Ром сразу понял, к чему это.

- Удачи вам, кэп. Надеюсь, она вас узнает.

Мы с Ромом разошлись. Он направился в кают-компанию, а я к Эмме.

- Капитан, Эмма проснулась, - сообщил «Приговор».

Я рванул по коридору. Ром отвлек меня, и я не успел во время. Когда я, запыхавшийся, ворвался в свою каюту, кровать Эммы была пуста, и ее нигде не было видно.

- «Приговор», где она? – мысленно спросил я, переключая зрение в инфра-красный режим. Новый датчик был подсоединен к зрительным нервам, поэтому нет ничего удивительного в том, что я это сделал.

Теплый комочек с сердцебиением обнаружился в самом дальнем и затемненном углу.

- Эмма? – позвал я со всей любовью, на которую только был способен. Слегка прибавил в комнате свет, чтобы она смогла увидеть меня, и шагнул ближе. – Эмма, это я, твой папа.

Теплый комочек в углу неуверенно шевельнулся. Я позволил сделать себе еще несколько шагов и оказался совсем рядом. Эмма испуганно сжалась. Я опустился на колени, чтобы ей было лучше видно меня. Наши лица оказались на одном уровне, друг напротив друга. Я видел страх, написанный на ее лице.

- Эмма, ты помнишь меня? Помнишь наш дом? Розовое озеро? Я сделал для тебя мостик, который постоянно менял свою форму. Тебе было пять лет. На твой день рождения я подарил тебе билет на «Аркадию». Ты, я и мама отправились на планету Четырех Солнц, ты мечтала об этом.

Медленно, чтобы не спугнуть ее, я вынул из кармана маленький прозрачный прямоугольничек – точную копию билета на «Аркадию», который я подарил своей дочери девять лет назад.

Эмма следила за моей рукой, не отводя глаз и не шевелясь. Я протянул билет ей, но ответной реакции так и не дождался, поэтому положил его на пол рядом с ней.

Я мысленно приказал «Приговору» сделать экран рядом с нами. Эмма вздрогнула, когда рядом материализовался тускло светящийся прямоугольник.

На экране возникло лицо Катрин. Она держала в руках шикарный воздушный торт, точную копию нашего дома с розовым озером и фигурками людей.

- Киллиан, ты не меня должен снимать! – смеясь, сказала она. – А Эмму. Сегодня ее день рождения.

- Как скажешь, - раздался мой голос за кадром, и я перевел камеру на торт.

Катрин поставила торт на стол. Картинка сменилась, и в кадре появилось детское счастливое личико.

- Загадывай желание, Эмма! – сказала моя жена.

Маленькая Эмма мечтательно подняла глаза.

- Хочу маленького братика или сестренку!

Смех за кадром причинил мне невыносимую боль. Бог мой, я был так счастлив. Почему я не ценил это?

Настоящая Эмма, сидевшая рядом со мной, в темном углу, смотрела на яркое видео, как зачарованная. Я вдруг ясно увидел, что по ее щекам текут слезы. Наверное, ей это видео причиняло еще большую боль.

Запись кончилась, и изображение замерло. Мы оба смотрели на застывшее лицо Катрин.

Эмма едва уловимо шевельнулась. Ее невесомая рука неслышно поднялась вверх и потянулась к экрану. Но она не успела коснуться его, «Приговор» убрал картинку. Тогда дочь перевела взгляд на меня. Ее рука, по-прежнему вытянутая вперед, потянулась к моему запястью. Мое сердце бешено забилось в груди. Я боялся шевельнуться. Ее губы приоткрылись и беззвучно прошептали слово. Одно только слово, но сказанное не на всеобщем языке, а на нашем родном: «папа».

А затем она метнулась ко мне так быстро, что я не успел понять, что происходит, и прижалась ко мне, обхватив руками за талию и уткнувшись головой мне в живот.

- Эмма…

Я крепко обнял ее в ответ. Так мы и сидели, обнявшись. Я тихонько шептал, что больше ей никто и никогда не причинит вреда, что я ее никогда не оставлю, что буду защищать всю свою жизнь. Она перестала дрожать.