Книга Бесконечность I. Катастрофы разума, страница 163 – Андрей Волков

Ксения вздохнула.

— Иными словами, внушить ему счастье, — сказала девушка, — а как же свобода выбора, чувство преодоления испытаний? По-моему, жизнь без испытаний это не жизнь, а лишь существование. Да и не может быть абсолютного счастья. Как же мы поймем, что есть счастье, если не узнаем несчастья?

— Я верил в совершенствование человека, — гордо сказал Верховский, — я считал, что могу дать человеку инструмент, благодаря которому он будет чище, выше, лучше, ну или близко к этому. Создавая препарат, я верил, что счастливый человек будет свободен от дурного поведения, от зависти, от тех поступков, которые он не хочет совершать.

Ксения не удержалась от улыбки.

— Это вы исходя из собственного опыта решили? — рассмеялась девушка.

— Вы же сами говорили об опыте, — парировал Верховский.

— Но ведь человек рожден для преодоления, — сказала Ксения, — вам не приходило в голову, что наше сознание так тонко откалибровано, что находится в хрупком балансе между счастьем и несчастьем, между добром и злом. Вторгаясь в этот баланс, вы лишаете человека сделать выбор самостоятельно и построить свой собственный мир в душе. Вы навязываете счастье, а это угнетение. Угнетение души во имя физических страстей.

Верховский хмыкнул.

— Удивительно, не знаю, почему мне с вами так интересно, Ксения Игоревна, — у вас странная способность предугадывать то, что человек хочет сказать.

Ксения глотнула вина.

— Хотите сказать, что вы тоже поняли это? — спросила она. — Не слишком ли поздно?

Верховский пожал плечами.

— Да, — сказал он, — такая кощунственная идея вспыхнула в моем сознании, а потом еще одна и ещё кощунственнее. Что, если кто-то аккумулирует идею счастья, монополизирует её для избранных и только им в будущем будет давать препарат? В конце концов, нас ведь слишком много, чтобы все были счастливыми.

Ксения широко улыбнулась.

— И ваша либертарианская идея всеобщего счастья рассыпалась в обычную диктатуру, — сказала девушка, — диктатуру для разума. То, что вы считали инструментом свободы, таким быть перестало и превратилось в оружие контроля над человеком. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Банальное, но точное описание вашей ситуации. Не вы первый, не вы последний.

— Стандартная эволюция подобных вещей, — кивнул Верховский, — удивительно гадкое ощущение, что помогло создать первую в мире глобальную тираническую монополию.

— Но вы же умный человек, — сказала Ксения, — как же вы не поняли, что Адашев с вашей помощью хочет улучшить тот препарат, касательно которого вел расследование Чилуэлл? Не поверю, что вы не сопоставили эти факты.

Верховский развел руками.

— Клянусь вам, — сказал он, — я понятия не имел о делах Чилуэлла. Мы и знакомы-то толком не были. Правда, он хотел через меня выйти на моего учителя, но не успел.

— А потом к вам пришел Левицкий, — догадалась Ксения.

— Да, — кивнул Александр, — уж не знаю каким образом, но он выяснил, что я разработал греларозол. Пришел, устроил сцену, обвинял меня во всех смертных грехах. Вот от него-то я и узнал, чего именно касалось расследование Чилуэлла. Узнал и понял, что вернулся в ту же точку.

— И как всякий гений, поняв, что творите зло, решили уничтожить свое детище, — улыбнулась Ксения.

— Это так, — сказал Верховский, — мы решили до поры до времени скрыть наше сотрудничество с Андреем, чтобы в Организации ни о чем не догадались. Но у этих людей везде есть глаза и уши. Они распространяются словно радиация. Их не почувствуешь, но они уничтожат любого, кто встанет у них на пути. Именно тогда против меня и началась большая игра, по моему истощению.

— Извините за прямоту, — сказала Ксения, — а почему вас просто не убили?

Верховский засмеялся.

— Вы не понимаете, как действует Организация, их задача не уничтожить, а подчинить, унизить, растоптать твое достоинство. Организации не нужны трупы, им нужны рабы. Они умеют превращать человека в тряпку. Просто, через нужные связи, замораживаются активы компании, возбуждаются уголовные дела, покупается топ-менеджмент, который сливает информацию, не мне вам рассказывать, как это делается. Вот, а потом предлагается сотрудничество. Мне такое предложение сегодня как раз поступило.

— От кого? — спросила Ксения.

— Сегодня ко мне пришли от имени второго лица государства, — продолжил Верховский, — и сказали, что если я откажусь от участия в реализации проекта «Греларозол», то меня постигнет вышеописанная участь, и ещё сказали, что в случае неповиновения они докажут серьезность своих намерений на конкретном примере, который заставит меня подчиниться им.

— Жизнь Анастасии, — догадалась Ксения, — но как вы можете верить, что приходили из правительства? Они что, вам документы показывали?

— Ксения Игоревна, — мягко сказал Верховский, — не будьте наивны. Уж поверьте, я знаю, кто это был, только фамилию я вам не скажу, вы спать будете спокойнее.

Авалова мотнула головой. У людей с сильно развитым воображением, когда они сталкиваются с душевными терзаниями, рассудок становится настолько одурманен, что безумие одерживает верх над всем рациональным, а паника затмевает волю и храбрость, и даже если это временное помутнение, то, когда оно проходит, обычно бывает уже слишком поздно.

— Какой-то сюрреализм, — сказала девушка, — что же они от вас хотят?

Верховский покачал головой.

— Вы, наверное, в курсе, что поставки препарата прекратились, — сказал он, — дело в том, что мне удалось залезть в их базу данных и поменять некоторые значения в формуле, без знания которых производить препарат в массовом масштабе будет уже невозможно. Они хотят, чтобы препарат продолжал поступать на рынок.

— И вам предложили выбор, — кивнула Ксения, — жизнь Анастасии в обмен на формулу, так?

Верховский сделал гримасу согласия.

— Не совсем, — сказал он, — если бы просто жизнь, я бы мог найти пути, лазейки, отбить её у них, в конце концов. Нет, они хотят свести её с ума, заставить её жить в вечном кошмаре, от которого не проснуться, и чтобы я наблюдал этот кошмар.

Ксения задумалась.

— Значит, вот к чему все эти дневники и вызывания воспоминаний о прошлом, — предположила она.

— Совершенно верно, — сказал Верховский, — но кроме этого, они выставят её той убийцей, которую вы ищете, — убийцей Кати Кирсановой. Они доведут её до такого состояния, что она сама во всем признается, как будто бы она это сделала, а мне уготована роль вечно смотреть на её душевные страдания.

Его взгляд вдруг стал напряженным, почти безумным, будто бы его душа сейчас находилась на грани какого-то важного рубежа, где ошибка грозила бы полным помешательством. Ксения прочитала это в его глазах.

— Действительно оригинально, — улыбнулась девушка, — этакая ментальная пытка. Впрочем, видеть каждый день, как медленно угасает любимый человек, это, наверное, страшнее любой пытки.