Книга Двор чудес, страница 11 – Кестер Грант

Раздается выстрел, и Хищники замирают: люди, не привыкшие к тому, что кто-то дает им отпор, обычно не носят с собой оружия.

– Я пристрелю вас, если вы не отпустите это бедное дитя. Но что еще хуже: Грантер тоже будет стрелять в вас, а он вряд ли сумеет убить одним выстрелом.

– Протестую! – говорит второй мужчина. – Я прекрасно стреляю дома по чашкам, просто прекрасно! Смотри.

Еще выстрел. Один из Хищников вскрикивает и хватается рукой за ухо.

– Видишь? Его-то я и собирался ранить!

Хищники переглядываются. Члены этой гильдии обычно не отличаются умом. Тигр берет себе только самых жестокий чад, тех, кто станет подчиняться, не задавая вопросов. Разобраться с такой сложной проблемой, как сейчас, они не в состоянии.

Мужчина стреляет еще раз, и теперь другой Хищник с проклятиями хватается за ногу, чуть не свалившись на землю. Я слышу громкие шаги убегающих Хищников; уверена, скоро они вернутся с оружием. Но я успеваю поблагодарить судьбу за то, что пока еще жива.

– Знаешь, Грантер, это было отлично! А скажи, ты так и целился ему выше колена?

Кто-то переворачивает меня, и перед глазами появляется приятная картина: надо мной склонились два озабоченных лица. Один из мужчин – с копной черных волос, в зеленом жилете и хитрой улыбкой.

– Как хорошо! Оно живо, – говорит он.

Другое лицо глядит на меня хмуро, будто расстроившись от того, что я жива. Даже отсюда мне прекрасно видны изящные черты этого юного божества: лицо будто высечено из мрамора и полно решимости, обрамлено очень светлыми волосами, собранными сзади в хвост. Мужчина красив и страшен одновременно в своем темно-красном фраке с картинно распущенным на шее галстуком. У него в руке маленький пистолет с золотой филигранью; он затыкает оружие за пояс, чтобы ухватить меня и поставить на ноги.

– Ты можешь подняться? – с беспокойством спрашивает темноволосый. Вдруг он начинает пошатываться и валится на землю. Светловолосый театрально закатывает глаза и пытается ему помочь. Темноволосый пьян. Пожалуй, они оба пьяны.

– Все в порядке, – говорю я и сжимаю челюсти из-за острой боли в боку.

– Кажется, тебе попалась очень дурная компания, – говорит темноволосый, все еще сидя на земле и отмахиваясь от попыток блондина поставить его на ноги. – Если хочется меня потрогать, Сен-Жюст, сперва попроси моей руки.

– Никому не придет в голову лапать тебя, Грантер, когда ты настолько пьян.

– Это ты виноват в силе моего опьянения, Сен-Жюст. Встречи с тобой доводят меня до слез и заставляют тянуться к бутылке.

Светловолосый оставляет попытки и поворачивается ко мне; этот взгляд невозможно забыть. Кажется, он видит меня насквозь, он живо осматривает меня и подмечает все: мешковатую одежду, кровь на щеке, на руках и ногах.

– Мы должны представиться нашему новому другу, – говорит темный. – Что-то подсказывает мне, что этот пострел обязан нам жизнью.

Я недоуменно моргаю. Мысль о том, что чадо Двора чудес может быть связано долгом с Теми-кто-ходит-днем, просто невообразима.

– Я у вас в долгу, господа, – признаю я, но эти слова будто царапают мне горло.

– Как тебя зовут, мальчик? – спрашивает темный.

Светлый прищуривается.

– Девочка, – говорит он.

Я стараюсь не выдать удивления. Почти никто не может узнать во мне девочку.

– Девочка? Где девочка? – Грантер изумленно оглядывается по сторонам и, не увидев никого другого, начинает моргать, всматриваясь в мое лицо, а потом еще без всякой нужды тычет в меня пальцем.

– Это девочка?

Я решительно вздергиваю подбородок.

– Меня называют Черной Кошкой, – говорю я вместо ответа.

– Как хорошо, – произносит темный. – А можно мне тоже звериное имя? Я тоже хочу! Может быть, Пьяный Хорек? А ты, Сен-Жюст… можешь быть… Карающим Орлом Правосудия!

– Можете называть меня Нина, – говорю я, стараясь сдержать улыбку.

– Ну что ж, мадемуазель Нина, я Грантер, – бодро заявляет пьянчужка, к которому неожиданно вернулись изящество и хорошие манеры. – А этот светоч человечества – Анжольрас Сен-Жюст.

Теперь моя очередь смотреть с изумлением. Сен-Жюст прекрасен. Сен-Жюст – Ангел Смерти, его голова – одна из тех шести, что нанизаны на прутья у ворот в Тюильри. Одна из шести мышей, революционеров, которые разожгли пожар в городе и чуть не свергли короля с королевой всего одно поколение тому назад. За все их труды знать пожаловала им гильотину, а кроме того, объявила охоту на всю их родню, перевешав ее на ужасной виселице Монфокон.

– Вы открыто называетесь этим именем? – спрашиваю я его.

– Ну все, пиши пропало. Сейчас он начнет рассуждать о своей родословной, – говорит Грантер и делает большой глоток из фляжки, которая откуда ни возьмись появилась у него в руке.

– Я не стыжусь своей родни, – говорит Сен-Жюст. – Я был еще в утробе матери, когда дядя пытался изменить мир. Я вырос под материнской фамилией, под ней раньше и жил, но что это за жизнь, когда целая свора бандитов набрасывается на ребенка? Когда юные девицы так напуганы, что им приходится скрывать свою натуру под грудой бесформенной одежды?

Я смотрю на него во все глаза.

– Вы сошли с ума, – наконец произношу я.

– Может быть, потому что только сумасшедший в силах смотреть на бесконечную тьму, на великое зло, главенствующее над всеми нами, и пытаться воспротивиться им.

– Но они же убьют вас.

– Вероятно, – отвечает Сен-Жюст с легкой улыбкой. – Но, тысяча чертей, тогда я подожгу город и заберу с собой как можно больше этих тварей!

В его глазах сейчас сверкает такая страсть, какой я раньше никогда не видела. Она и пугает, и завораживает. Передо мной юноша, идущий навстречу собственной смерти и радостно приветствующий ее.

– Его, без сомнения, повесят на Монфоконе, и нас вместе с ним, – говорит Грантер так трагично, что все обаяние слов Сен-Жюста проходит в один миг. – Но мы все должны служить ему, потому что его слова справедливы. Этот город – гиблое место, весь мир устроен несправедливо, и мы не можем просто сидеть и смотреть на все это.

– Кутить в кабаках не значит «что-то делать», – резко возражает Сен-Жюст.

В ответ Грантер улыбается.

– Я пью за тебя, дитя Сопротивления, Карающий Орел Правосудия!

Он поднимает фляжку и, взмахнув ею в воздухе, пьет.

Сделав глоток, он икает, и тут в ночи слышится резкий крик. Это крик Ястреба – Феми.

– Что это? – спрашивает Грантер.

– Похоже на крик хищной птицы, – предполагает Сен-Жюст.

– Что за чертова птица может кричать в такой час?

Слышится звук битого стекла, и одинокий уличный фонарь, вспыхнув, гаснет. В темноте я невольно улыбаюсь.