Книга Двор чудес, страница 30 – Кестер Грант

За несколько часов до рассвета музыка стихает, а певцы переходят к балладам и грустным любовным песням. Весь зал будто опьянел от смеха и плясок Отверженных.

Орсо поднимается со своего места, и все Призраки поднимаются вместе с ним. Я тоже встаю и помогаю встать Этти.

– Пора уходить, дети, – говорит он.

Мы вместе выходим из театра, снова пробираемся через заброшенные дома. Я останавливаюсь, а Этти продолжает идти вперед без меня, не замечая, что меня уже нет рядом. Потом она удивленно оборачивается.

– Пойдем, – говорит Этти.

– Не могу, – отвечаю я как можно ласковее.

– Как это? – Она видит, что я настроена решительно, и у нее начинают дрожать губы. – Ты не можешь оставить меня, Нина. – Она говорит тихо и испуганно. Бросает взгляд на Призраков. – Ты не можешь оставить меня с ними.

У меня нет выбора. С ними она в безопасности.

– Нина.

Я беру ее за руку.

– Это ненадолго.

– Нина, не уходи. Останься со мной, останься с нами!

– Я Вор, – отвечаю я, – а не Призрак.

– Ты говорила, что… что теперь мы будем присматривать друг за другом! – Ее слова звучат для меня как пощечина.

– Этти… – начинаю я, но она бросает мою руку и отступает.

– Ты лгунья, – у нее по лицу текут слезы, – ты как maman! Она сказала, что придет за мной, и не пришла. Оставила меня там, с тобой.

Весь страх и вся злость Этти выплескиваются наружу.

– А теперь и ты оставляешь меня!

– Я вернусь, клянусь тебе, – произношу я обещание, которое не могу сдержать.

Этти не берет протянутую руку. Она даже не смотрит на меня. Отступает к серым теням Призраков, но я успеваю заметить выражение ее лица. Сейчас она меня ненавидит.

Ненависть – это хорошо. Это значит, она еще жива.

В одиночестве я иду по холодной улице, удаляюсь от Призраков, которые смотрят мне вслед, и от Этти, которая не смотрит.

Иду навстречу тому, что меня ждет.

«Ты должна быть храброй», – сказала мне Азельма.

Расправляю плечи и делаю вид, что мне не страшно.

* * *

Через несколько минут у меня на пути возникают тени.

– Что вам нужно? – спрашиваю я, стараясь говорить спокойно.

Монпарнас наклоняет голову, и я подавляю дрожь в теле.

Так странно думать, что еще несколько дней назад я его боялась. Сейчас я смотрю на него только с легкой опаской. Гораздо проще справляться с тем, что тебя ждет, если об этом не думать. Ну что ж, у меня была целая жизнь, чтобы об этом не думать.

– Сегодня ты оказала услугу Торговцам смертью. Баронесса Кордей… – он ищет подходящее слово, – счастлива.

Это странно звучит из его уст. Мне сложно вообразить, чтобы Кордей проявила хоть какие-то эмоции, особенно – связанные со счастьем.

– Я подумал, тебе это может пригодиться. – Он протягивает мне кинжал. Его кинжал, с рукояткой из слоновой кости. Тот самый, которым он обычно поигрывает, как бы угрожая собеседнику. Тот, что Убийцы носят с собой до самой смерти. Я никогда не слышала, чтобы Убийцы отдавали свои кинжалы другим людям.

Я очень удивлена, и осознаю оказанную мне таким подарком честь.

– У меня в запасе еще несколько таких, а у тебя, судя по всему, есть враги.

Беру кинжал. Он легкий, но клинок острый и выглядит опасно. Ручка из слоновой кости украшена изображениями черепов и филигранью.

Но он не защитит меня. От этого не защитит.

Монпарнас смотрит на меня. Его глаза выискивают на моем лице какой-то знак. На секунду возникает желание попросить его остаться со мной. Знает ли он, что должно случиться?

Знает, иначе не отдал бы мне свой кинжал.

Но его нельзя сюда впутывать: он Убийца, а я Вор, и он не может вмешиваться в мои дела. Поэтому он дает мне оружие, чтобы я сама себя защитила.

– Спасибо, – говорю я.

Не знаю, что делать, а потому просто иду дальше, оставляя его позади.

Думаю о кинжале из слоновой кости. Думаю об Этти.

Передо мной встает солнце. Пробиваются первые лучи света. Мы, Отверженные – ночные создания. А эта ночь заканчивается. Поднимаю голову и свистом напеваю Утреннюю песнь. Ко мне присоединяется второй голос.

– У тебя новые друзья? – Рядом со мной появляется Феми. – Можно подумать, что с нынешними у тебя мало хлопот.

Я улыбаюсь.

– Ты не обязан идти со мной, – говорю я ему.

Феми кивает, но продолжает шагать рядом. Он помнит обещание, которое дал кое-кому несколько лет назад. Обещание присматривать за мной. Я рада, что он здесь.

Они поджидают нас в переулке. Лицо Тенардье перекошено от ярости. Он пьян, и с ним четверо Хищников.

– Нина, – говорит Феми, – мы можем убежать.

Вспоминаю, как много лет назад, когда я была еще ребенком, он уже произносил такие слова. Но и тогда это не сработало.

– Он моя кровная родня. Мастер моей гильдии. Как долго я смогу от него скрываться?

Феми смотрит на меня так, будто перед ним стоит Азельма. Он знает все слова, которые я не произношу. Если Тенардье выместит весь свой гнев на мне, может быть, он не тронет Этти. Ему запрещено причинять вред Этти, но по тому, как он раскачивается из стороны в сторону, подозреваю, что сейчас Тенардье наплевать на все правила и законы.

– Так-так, а вот и моя дочурка-кошечка.

Тенардье хватает меня и с силой бьет о стену. Слышу, как хрустят ребра, чувствую, что весь воздух разом вышел из легких; голова начинает кружиться.

– Знаешь, сколько денег я потерял? – спрашивает он меня.

Чувствую его тяжелое, пропахшее вином дыхание, и в голове проносится тысяча воспоминаний. Грязные слова, приступы ярости, сотни синяков, десяток сломанных костей. Вспоминаю, как Азельма умоляла его прекратить.

– От того, что ты побьешь меня, она не вернется. Она теперь под защитой Орсо, – отвечаю сквозь стиснутые зубы.

– Ты права, ее это не вернет, зато мне подарит огромное удовлетворение.

Он толкает меня, и я падаю, ударяясь головой о холодные камни.

– Тенардье, Томасис не будет рад, если ты покалечишь его лучшую Кошку! – кричит Феми.

Он встает перед Тенардье, но тот в пьяном угаре отталкивает его.

– Томасис пусть катится к Изенгриму! – бросает он.

Оскорблять Томасиса в присутствии Феми – большая ошибка, но, кажется, Тенардье слишком пьян и не понимает этого.

– Она приносит гильдии в десять раз больше того, что можешь принести ты, Тенардье. Подумай об этом. Если переломаешь ей ноги или руки и она не сможет больше добывать свою долю, представь, что он скажет!