Книга Великолепные руины, страница 83 – Меган Ченс

Задняя дверь открывалась в спальню Данте. Я обвела ее глазами: аккуратно застеленная кровать, одежда на крючках на стене, покрытые толстой коростой грязи и золы ботинки, накренившийся и подпирающий стену шкаф с треснутой боковой стенкой, вездесущая пепельница, зубные щетки и бритвенные принадлежности и, естественно, запах сигаретного дыма и мыла Данте, который я узнала бы везде.

Из другой комнаты послышалось клацанье клавиш печатной машинки. Тихо прикрыв за собою дверь, я прислонилась к ней, переводя дыхание и стараясь унять сердцебиение и страх. Я была в безопасности! Данте обещал не допустить, чтобы со мной что-то случилось. Он не позволил бы им опять меня куда-нибудь упечь. Стал бы искать меня… Почему я ему доверяла? Разве я могла теперь кому-то доверять? И тем не менее ему я доверяла. Он единственный понял смысл моего рисунка в ресторане «Коппас». Он узнал меня в той библиотеке. Он понял то, чего никто другой не понял.

Печатная машинка резко замолчала, и в следующий миг на пороге спальни возник Данте.

– Где вас носило, черт подери? – рявкнул он, но я увидела беспокойство в чертах его лица и торчавших на затылке волосах. Как будто он много раз ворошил их рукой. – Я уже собирался на ваши поиски.

– Меня кто-то преследовал.

Сделав пару шагов к двери, Данте притянул меня к себе за руки, и я с облегчением прижалась к его груди.

– Они все еще на улице?

– Нет, думаю, он потерял меня из виду.

Данте запер дверь:

– Кто это был?

– Какой-то мужчина… Я его не знаю.

Данте притянул меня к себе еще ближе и зарылся подбородком в мои волосы. Его руки нежно погладили меня по спине. Я вся дрожала! – сообразила я.

– Не выходите больше из дома, Мэй. Тем более одна. Не ходите никуда, пока все не закончится.

Я отстранилась:

– Я не могу сидеть все время взаперти. И кто знает, когда это закончится?

Руки Данте потянулись к моему лицу; большие пальцы ласково поскребли мой подбородок.

– Чем это измазано ваше лицо?

– Не знаю… Может, сажей? Я пряталась в дымовой трубе. Да, весь день. Там было очень неуютно.

Данте замер:

– Вы целый день просидели в трубе?

– Мне не хотелось, чтобы меня нашли.

С губ Данте сорвался короткий смешок. Еще миг – и он заливисто засмеялся:

– Да вы мастерица по выживанию, мисс Мэй. Конец света наступит, а вы одна будете бродить по руинам. Вы не нуждаетесь во мне, вы ни в ком не нуждаетесь.

Схватив Данте за запястья, я удержала его руки на своем лице:

– Не говорите так!

– Но это правда. У вас замечательное…

– Я не хочу остаться среди руин одна, когда наступит конец света. Я… Я очень-очень устала от… одиночества, – последние слова слетели у меня с языка до того, как я осознала, что говорю.

Улыбка Данте погасла. В его глазах я увидела эмоции, которых не желала избегать.

– Мэй! – прошептал Данте.

И… поцеловал меня. А я… я как будто ждала этого поцелуя всю жизнь. И когда Данте начал отстраняться, я сам притянула его к себе. Обвив руками его шею, я приоткрыла рот, и Данте испустил такой глубокий стон, что я прочувствовала его всеми клеточками своего тела, каждым нервом, уподобившись дому, снедаемому жаром огня, искрящимся изнутри до полного сгорания.

«Разрушение – лучший афродизиак», – написал Данте. Осознание того, что все может в одночасье стать другим, что матушка могла умереть по дороге домой, получив плату за свою работу, что вся жизнь порой зависит от одного слова, от чьей-то лжи, от землетрясения или искры, вылетевшей из дымохода… Это осознание полностью изменило меня. И после того, что я пережила… Разве я могла отказаться от поцелуя? Кто знал, что готовил нам завтрашний день? Да и наступил бы он вообще?

Неопределенность будущего, город в руинах, мое ощущение, будто Данте принадлежал мне, за месяцы до того, как я с ним познакомилась… Не знаю, что на меня повлияло. Может, все это разом… Только я поняла: я его желала. Просто изголодалась по нему. Его рубашка была расстегнута, мои руки ощущали его кожу, пальцы ерошили волосы на его груди. Но этого было мало. Когда Данте сорвал с моих плеч мою собственную рубашку, я прижалась грудями к нему. Но и этого оказалось недостаточно. И его языка у меня во рту тоже. Я нащупала пуговицы на его брюках, а потом мы очутились в постели и продолжили друг друга ласкать. В какой-то момент Данте отстранился и посмотрел на меня вопросительно. Я поняла: он остановится, если я скажу «Нет». И тут же услышала матушкин голос, наставлявший меня держаться подальше от соседских мальчишек: «Ты должна блюсти себя, Мэй. Оправдать наши ожидания. Ты же не хочешь прослыть девушкой, о которой говорят…»

– Я – современная женщина, – выдохнула я.

Выгнув бровь, Данте посмотрел на меня так, что внутри меня все перевернулось:

– Да…

– Пожалуйста, не останавливайся. Я не хочу, чтобы ты останавливался.

Его лицо смягчилось, стало необыкновенно нежным и милым. Но в глазах мелькнул тот же голод, что терзал меня.

– Я буду осторожен. Обещаю тебе.

И мы уже больше не останавливались. И хотя я испытала боль, когда он впервые проник в меня, эта боль была желанной и вскоре прошла, уступив место наслаждению и радости. Радости от того, что я наконец обрела то, чего, сама не сознавая, искала: антидот от своего одиночества. Оно скукожилось и увяло. И только после этого я поняла, как много его было во мне.

Прошло еще много времени, прежде чем мы физически истощились, но заснуть не могли, и я сказала:

– Я передумала. Я хочу дать объявление. Выбери эскиз, который тебе нравится, и мы попросим присылать заявки на адрес «Вестника», как ты предлагал. А свою фирму я назову «Бруклин Компани».

Пальцы Данте вычерчивали на моем плече круги, но теперь замерли:

– А как же твои родственники? Как частный детектив?

– Ты был прав, когда сказал, что время пришло. В Блессингтоне я поняла: мне известно достаточно секретов и тайн Салливанов, чтобы их уничтожить. Мне нужны тогда были лишь ты и Шин. У Чайны Джоя имеются доказательства. Хватит бегать и прятаться. Путь они узнают, что я жива. Мне не нужны мои деньги, чтобы показать городу их истинное лицо и кто я на самом деле.

Данте выдержал долгую паузу. Я почувствовала, как он напрягся. Но не з-за боязни и опасений, а от возбуждения.

– Ты уверена?

– Да. Может, ничего и не случится, но…

Он поцеловал мои волосы:

– Девочка моя дорогая! Ты забыла, где ты находишься? Это же Сан-Франциско. Здесь может случиться всякое.

После того как Данте заснул, я еще долго не сомкнула глаз, размышляя о своих шансах, возможностях и перспективах. С рассветом город пробудился и зашумел. Мир наконец открылся мне. У меня были союзники. У меня были мои альбомы с эскизами. Мне оставалось лишь вернуть свое наследство. Мы еще не получили ответ на телеграмму насчет моего отца, которую Данте отправил в Нью-Йорк, хотя он справлялся о нем каждый день. Моя тревога нарастала, но Данте уверял меня: ответ придет. Его приятель-репортер был человеком дотошным и обязательным. Узнав о том, кто в Нью-Йорке доводится мне родственниками, мы бы связались с ними и, уведомив их о случившемся, обратились со всей информацией к адвокату. К тому же Стивену Олриксу…