Онлайн книга «Коридор затмений»
|
А Еву на четвертый день наконец перевели из реанимации в обычную палату, охраняемую полицией. Решался вопрос об отправке ее в тюремную больницу закрытого типа. И полковник Гущин торопился с допросом, пока еще она находится в Бронницах. Он переговорил с лечащим врачом — тот разрешил допрос Евы, однако предупредил, что продлиться он может не более сорока минут. Пациентка еще очень слаба. Созвонился Гущин и с психиатром из Национального медцентра имени Сербского. В будущем Еве там предстояло пройти судебно-психиатрическую экспертизу. Гущин долго и обстоятельно консультировался со специалистом, но тот отвечал уклончиво, мол, так, на словах, без личного контакта с пациенткой, нельзя оценить ее состояние и сообщить что-то конкретное. В том числе и по поводу синдрома Капгра. Ева в бинтах лежала на больничной кровати, разметав темные с проседью волосы по подушке. Возле палаты дежурили двое вооруженных полицейских. Макар, войдя в палату следом за полковником Гущиным, обратил внимание на одну деталь — окно… Самое обычное окно в палате горбольницы Бронниц, выступающей сейчас в роли тюремной камеры для опасной преступницы. На окне, естественно, отсутствовала решетка, и полицейские забили его крест-накрест толстыми досками — временная преграда для безумной Евы, покуда она не очутилась в спецбольнице. Ева — тень тени прошлого образа… На исхудавшем изможденном лице одни глаза, но они горят мрачным темным огнем. Макар понял — даже ослабев от ранения, Ева внутри осталась прежней — неистовой и неукротимой. Страшной в своем психозе. Она молчала, следила за ними. Макар встал в ногах кровати. Полковник Гущин тяжело опустился на стул рядом. — Как дела? — спросил он просто, словно и не случилось ничего — ни острова, ни стрельбы, ни крови, ни ранения Мамонтова, ни ее неистовой ярости и жажды убийства… — Как сажа бела. — Она впилась в него взглядом. — Что ты натворил, мент? — Это ты что натворила, Ева, — ответил полковник Гущин. Они перешли на «ты» — после стрельбы… И правда, какие уж теперь церемонии? — Кого вы спасли? Ты отдаешь себе отчет — кого ты спас?! — Она рванулась с подушек и тут же застонала хрипло. — Больно мне… все болит… — Твой сын — обычный парень, Ева. Не демон, не оборотень, он человек. Но я вижу, спорить об Адаме с тобой бесполезно. У меня к тебе другой вопрос, Ева. — Полковник Гущин смотрел на нее. — За что ты убила двух женщин? — Он не мой сын! Не смей, мент гребаный, повторя… — Ева повысила голос и… внезапно осеклась. — Каких еще двух женщин? — Двоюродных сестер, — полковник Гущин внимательно наблюдал за ее реакцией. — Каких сестер? О чем ты?! — За что ты их убила, Ева? — Я никого не убивала. — Она смотрела на него с подозрительным недоумением. — Я пристрелила вашего мента и не сожалею об этом. Мой должок вам за гибель моих любимых уплачен наконец-то, спустя столько лет. А отродье вы не позволили мне прикончить… Ну, он вам еще себя покажет! Он сжигает людей на костре себе на забаву как жертву, разве это тебя не убедило, мент, в том, КТО ОН ТАКОЙ… — Прекрати! — Гущин и сам повысил голос. — Хватит заговаривать нам зубы. Отвечай на мой вопрос. За что ты убила Анну Лаврентьеву? — Я никого больше не убивала. — Ева попыталась повернуться на бок и снова застонала жалобно. — Что ты цепляешься ко мне с разной ерундой, мент? Кто она такая, Анна Лаврентьева? Впервые слышу о ней. — Врешь. Она бывшая заведующая родильным отделением в Морозово, где Адам появился на свет. Во время твоих родов она работала акушером-гинекологом там. — Да? Я ничего не помню о родах. Я тебе говорила — я во время них умерла. А затем воскресла. Это был знак. Меня вернули с того света, чтобы я остановила, уничтожила отродье и… — Тогда, пятнадцать лет назад, ты об Анне Лаврентьевой, возможно, и не знала, зато ты получила сведения о ней сейчас, — полковник Гущин был неумолим. — Не лги мне, Ева. Я не куплюсь на ложь. Ты наняла частного детектива, чтобы он наводил справки в роддоме. И он узнал там об Анне Лаврентьевой. Он о ней тебе рассказал. — Ничего он мне не говорил ни о какой Анне Лаврентьевой! Я впервые слышу о ней от тебя, мент! Макар внимательно наблюдал за выражением ее лица. И он не мог понять — лжет она сейчас, прикрываясь безумием, или же… Он достал мобильный, нашел скачанные снимки Анны Лаврентьевой — мертвой на кухне с зияющей раной в горле. И фотографию, переснятую из ее паспорта. — Ну как же вы о ней впервые слышите, Ева? — заметил он мягко и сунул ей под нос мобильный с первым фото. Она скосила глаза и… зрачки ее расширились. Она вцепилась в запястье Макара, приближая жуткий снимок убитой к своему лицу, Несмотря на ранение, сила ее хватки была такова, что она могла сломать ему руку. — Ева! — загремел полковник Гущин. Она резко оттолкнула от себя и Макара, и фотографию в телефоне. Но Макар не отступился, он показал ей фото Анны Лаврентьевой из паспорта. — Я никогда не видела эту особу, — четко, внятно, совсем нормально отрезала Ева. — И тот ищейка из агентства ничего мне о ней не говорил. Вообще не упоминал ни фамилии ее, ни имени. Он мне сказал про Надежду Малявину, про акушерку, которая забрала отродье, когда меня воскресили и увезли в реанимацию. — Акушерка Надежда Малявина пять лет как мертва. Она на кладбище, — объявил полковник Гущин. — Что? — Что слышала. Так что не лги мне. — Я не лгу! И я никого не убивала! Как… как она может быть мертва, когда мы встречались?! Подумай сам, мент. Разве мертвые встают из могил? — Ева, да я уж и не знаю. Может, к тебе и мертвецы в гости приходят. — Полковник Гущин глядел на нее — странное выражение было на его лице. — Совсем полоумной меня считаешь, да? Свихнувшейся дурой? — Ева заволновалась. — Всегда, с первой нашей встречи, обо мне так думал — я чувствовала… Потому и не захотел мне помочь, встать на мою сторону… А я надеялась на тебя, я в какой-то момент так на тебя рассчитывала… что ты мне поверишь… сдержишь обещание, и мы с тобой вместе, плечом к плечу, как в чертовой саге против тьмы… «Мать про сагу, а сын — Эдемский червячок — нам про сказку, — подумал Макар. — А у нас реальность — дело об убийствах…» — Ева, подождите, не кричите. Давайте разберемся, — сказал он как можно спокойнее, утихомиривая всплеск ее истерики. — Значит, об Анне Лаврентьевой, бывшей заведующей родильного отделения, вы от детектива даже не слышали? — Нет. Он мне о ней не говорил. — Евгения Лаврентьева вам знакома? — Не знаю никакой Евгении. А это еще кто такая? И ее я, что, тоже убила? — А вы не убивали? — спросил Макар. — Нет. Только твоего дружка — верзилу. — Он жив. И скоро поправится, — объявил Макар. — Я вас огорчил, да? |