Книга Дама выбирает кавалера, страница 23 – Тэффи Нотт

– Прежде чем я расскажу, скажите, как там Алексей Петрович?

Иванов замолк, видимо, не сразу поняв о ком речь. Потом спохватился:

– Насколько я знаю, идёт на поправку. Его Превосходительство сегодня утром поблагодарил меня за спасение сына… – Роман Гавриилович резко умолк. Да, мне никто спасибо так и не сказал. – Я, конечно же, ещё раз акцентировал его внимание на том, что благодарить нужно не меня…

– Это уже не так неважно. – Я улыбнулась, присаживаясь на выступ между анфиладой колонн. – Садитесь, Роман Гавриилович, история выйдет долгой.

Доктор без лишних споров, послушно сел рядом со мной, выдержав приличное расстояние на длину локтя. Я опустила голову, пряча улыбку и начала рассказ, который продумала ещё накануне:

– Быть может, Вы слышали о том, как много лет назад на дальних берегах нашей империи потерпело крушение небольшое японское судно с моряками. Лишь чудом они остались живы, долгое время жили среди племён и рыболовов, пока не пришло русское судно с припасами для местных жителей. Всё что хотели, потерпевшие бедствие – вернуться на Родину. Но, как Вы, возможно, тоже знаете, Россия, да никто в мире, не имеет никаких сношений с японскими землями. Потому просто так отправить моряков домой не было никакой возможности. Десяти храбрецам пришлось пробираться через всю страну до столицы, чтобы испросить разрешение у матушки Екатерины вернуться домой, снарядить всё необходимое – корабль, команду, припасы. Ведь путешествие не из лёгких. К сожалению, до Петербурга добрался лишь один из них. И лишь одному, насколько я знаю, удалось вернуться на Родину.

Иванов не отрывал от меня взгляда. Не кивал и не возражал, непонятно было, слышал ли он эту историю раньше. Так что я продолжила.

– Детство своё я провела у батюшки в имении в Новгородской губернии. И так уж случилось, что японец, пробиравшийся ко двору императрицы, останавливался в нашем доме. Месье Кодаю провёл у нас несколько месяцев, прежде чем отправиться дальше. О, сколько историй я услышала за эти месяцы! Тогда, в детстве, мне казалось, это сказками о каких-то чудесных, несуществующих землях. Только сейчас я понимаю, с какой нежностью он отзывался о родной земле… – Я прервалась, ловя на себе взгляд доктора, виновато улыбнулась. – Простите, что утомляю такой длинной прелюдией.

– Нет-нет, Вера Павловна, продолжайте, прошу. – Рука доктора коснулась моего запястья.

– Немного месье Кодаю говорил и о восточной медицине. А тот приём, который я применила на маленьком Алексее, даже заставил выучить под его чутким присмотром. Говорил, что однажды это может спасти чью-нибудь жизнь. – Я усмехнулась. – Знаете, батюшка ворчал тогда, говорил, что это неженское занятие. А месье Кодаю рассказал нам о том, что у тех, кого принято называть в Японии войнами, то есть такие, как Вы и Пётр Александрович… – Я ненавязчиво сжала руку Романа Гаврииловича. – Жёны, они тоже своего рода воины. Они смотрят за домашним очагом, воспитывают детей, но если возникнет нужда, то встанут на защиту своего дома бок о бок с мужьями. Просто методы у них другие, женские. По-моему, это очень храбро.

– Вера Павловна… – Взгляд у доктора был какой-то необыкновенный. Зрачки расширились, почти закрывая светлую радужку, он смотрел на меня с долей восхищения и… боли? – Мало знать. Нужно не только уметь применить свои знания, но и сделать это вовремя. Я видел, как дрожит рука врача на поле боя, когда счёт идёт на секунды, а смерть дышит в спину. Поверьте, Вы храбрее многих солдат, что я встречал.

И он с пронзительной нежностью поцеловал мою ладонь, прикрыв глаза. Я почувствовала, как предательски защемило сердце, перехватило дыхание. До чего же мучительно стыдно было обманывать этого честного и бесхитростного в своей доброте человека, который, рискуя своим положением, согласился впустить тогда утром нас с поручиком к себе.

– Роман Гавриилович. – Тихо позвала я, заставляя Иванова поднять голову. – Я Ваша должница. За Вашу помощь и вправленную руку…

– Мадемуазель! Вы хотите меня обидеть. – Руку мою доктор так и не выпустил.

– Нет-нет, я всего лишь хочу отблагодарить. Вы же не откажитесь стать моим учеником ненадолго? Я бы хотела рассказать, всё что знаю, всё, что могло бы спасти жизни.

Конечно, про «всё» я загнула. Иначе бы Иванов сам умер от переизбытка запрещённых знаний. Но кое-что о реанимации и непрямом массаже сердце рассказать мне пришлось, а также показать. Доктор оказался старательным учеником, всё схватывал на лету. Но некоторое время потренироваться нам пришлось. Я ежесекундно ловила себя, чтобы не выдать какую-нибудь заумную фразочку, явно не принадлежащую словарному запасу барышни XIX века. Мы так увлеклись, что не заметили, как на улице начало смеркаться. А скоро к особняку подъехала знакомая карета.

Граф бодро спрыгнул со ступеньки, с интересом оглядывая нас с доктором. Иванов при виде хозяина вытянулся по струнке и явно смутился. Будто бы мы тут занимались чем-то неприличным.

– Вера Павловна. – Сергей Александрович изящно мне поклонился. – А Вы, если я не ошибаюсь, Роман Гавриилович?

– Так точно. – Отдал честь доктор.

– Не откажитесь составить нам компанию за ужином? – Граф неожиданно улыбнулся.

– Но… Я… Боюсь, уже надо идти. – Проглатывая половину слов, отвечал Иванов.

– Не дурите, Роман Гавриилович. Вера Павловна, ну помогите же мне!

Под нашим напором доктор был вынужден сдаться, и мы странной компанией, шокировав Аглаю больше положенного, вошли в дом.

* * *

Доктор, попервой несколько тушевавшийся, очень скоро влился в наше маленькое общество. Как оказалось, он весьма начитанный и интересный собеседник. За ужином мужчины успели обсудить и поэзию, и политическую обстановку, и даже подорожание хлеба. Я в разговор не лезла, решив, что с меня сегодня хватит сакральных знаний. Но и просто послушать обычные разговоры, про нечто более приземлённое, чем японские куноичи.

Как ни странно, Иванов пришёлся, что называется «к столу» и теперь приезжал в дом к графу каждый день к ужину. Мне нравилось находиться в обществе двух таких замечательных мужчин, которые по отдельности представляли собой молчаливых и сосредоточенных людей, а как только собирались вместе – могли говорить обо всём на свете, делиться своим мнением, не стесняясь ни меня, ни друг друга. Оба оказывали мне небольшие знаки внимания, в меру приличий, но всегда так, чтобы это не заметил другой. Что уж и говорить, это было весьма приятно.

Так дни и потекли приятной чередой. Утром завтрак с графом, днём занятия музыкой и короткие прогулки, вечером ужин в обществе друзей.

Как-то раз Сергей Александрович, явно перебрав с настойкой Аглаи, в сердцах признался нам, что терзало его сердце:

– Осточертело быть рабом Его Величества. – Граф дёрнул подбородком. – Нет, конечно, я верный подданный Александра Павловича, но его просьбы, взамен на несоразмерную плату…

Мы с доктором, конечно, не удержались и начали допытывать, что имеет ввиду Голицын. Точнее, допытывать начала я, а Иванов просто не стал меня останавливать. И граф уступил.