Онлайн книга «Мое безрассудное сердце»
— Положи руки на поручень. Джонна подчинилась. — Дыши. Что-то похожее на улыбку мелькнуло на ее лице. Хорошо, он напомнил ей о том, что она забыла. Она прерывисто втянула в себя воздух и посмотрела в лицо огромному океану. — Ты права, что относишься к нему с уважением, — сказал Декер. Джонна через силу засмеялась: — Это мягко сказано. — Ничуть. На борту нет ни одного человека, который не испытывал бы — хотя бы в малой степени — такой же страх. «Интересно, к нему это тоже относится?..» — подумала Джонна. Она хотела обернуться, но Декер повернул ее голову лицом к горизонту. — В том числе и я, — сказал он. — И был бы дураком, если бы возомнил, что могу победить эту стихию. Лучшее, на что надеется каждый из нас, — это перехитрить ее. Палуба «Охотницы» словно ушла из-под ног, и Джонне показалось, что желудок ее куда-то проваливается. Она с такой силой вцепилась в поручень, что кончики пальцев побелели. Капюшон слетел с головы. Пряди блестящих черных волос прижало к вискам. — Спокойно, — прошептал Декер ей на ухо. — Я здесь. Джонна припала к поручням, но это ей мало помогло. — Наверное, мне лучше спуститься вниз, — сказала она. — Хорошо. Она хотела, чтобы он попытался отговорить ее. Ей хотелось провести еще несколько минут на палубе. Легкая, немного насмешливая улыбка, обращенная к самой себе, появилась у нее на лице. — Что такое? — спросил Декер. Сначала она покачала головой, не желая отвечать ему, но потом все-таки ответила. — Я снова вспомнила, что моя жизнь — накатанная колея, — сказала она. — Вот я стою меж двух огней — между дьяволом и глубоким синим морем. Ей не нужно было видеть его лицо. Она и так знала, что это замечание ему понравилось. — А если бы тебе пришлось выбирать? Джонна почувствовала, как его рука слегка задержалась на ее талии, спиной почувствовала тепло его тела. Его подбородок упирался в ее волосы. А перед ней был беспокойный северный ветер и океан ледяной воды. Выбор был бы очень прост. Джонна ничего не ответила, но ее колебание говорило само за себя. — Не важно, — сказал Декер. — Я не должен был спрашивать. Если такое возможно, то ей показалось, что солнце стало холоднее. Декер отступил, чтобы дать ей возможность отойти от поручня, и Джонна тотчас же ощутила себя неуверенно. Она поспешила к дверям, чтобы обрести там поддержку, и побежала к лестнице, держась руками за стены. Она была уже внизу, в коридоре, когда поняла, что Декер не пошел за ней. Обернувшись, она увидела в дверях его силуэт. Лицо его было в тени, но вряд ли он улыбался, подумала Джонна. Никогда еще он не казался таким одиноким. — Расскажи мне о своих родителях, — сказала она. Они лежали на койке бок о бок, глядя в потолок; руки у обоих были напряженно вытянуты, одеяла почти не смяты. Джонна надеялась, что он протянет к ней руки этой ночью, по меньшей мере обнимет за талию. Но он этого не сделал, и она рассердилась на себя за свое разочарование. По ее подсчетам, прошло десять дней, как они были вместе. В последний раз они поцеловались перед тем, как он проводил ее на палубу. Она каждое утро стояла с ним на капитанском мостике и еще раза три по вечерам, но Декер ограничивался тем, что брал ее за руку. Он ничем не показывал, что ему хочется прикоснуться к ней. Дьявол стал таким же холодным и чужим, как глубокое синее море. — Я не очень хорошо помню их, — сказал он. — В основном по рассказам Колина. — Я имею в виду Мари Тибодо и Джимми Грумза. Мерседес сказала мне, что ты считал их своими родителями. — Это верно. А что ты хотела бы узнать? Голос его звучал не слишком доброжелательно, но Джонну это не остановило. — Они действительно были актерами? — Всегда, — сказал он, — и не только на сцене. Каждая наша кража казалась Джимми небольшим спектаклем. У него была к этому определенная склонность, и Мер это очень нравилось. — Мер, — тихо повторила Джонна. — Это ведь означает мать, не так ли? — Да. Так я ее всегда называл. Джонна осторожно повернулась на бок. Она подсунула руку под подушку, чтобы положить голову повыше, и пристально смотрела на слабо освещенный профиль Декера. — А у них были другие дети? — Нет. Только я. У Мер не могло быть детей. До того как Джимми нашел ее, с ней очень грубо обращались. — Она была проституткой? Декер слегка улыбнулся, представив себе, как ответила бы на этот вопрос Мари. — Она сказала бы тебе, что ты слишком хорошо о ней думаешь. «Пока в моей жизни не появился Джимми, — сказала бы она, — я была шлюхой. Но ты, Понт Эпин, сделал из меня святую». — И она была святой? — Я так считал. Она была умная, забавная, веселая. Она обладала почти неистощимым источником терпения и любила меня и Джимми до безумия. — Она всегда называла тебя этим именем? — Почти всегда. Она говорила, что это мое профессиональное имя. Составная часть пьесы. — Как же задержали Мари и Джимми? Декер ответил не сразу. Наконец он рассказал ей то, чего не рассказывал еще никому. — А их не задержали. То есть не совсем. — Но… — Задержали меня. Джонна несколько минут молчала, раздумывая над его словами. — Мерседес мне ничего не сказала, — проговорила она спокойно. — Иначе я не стала бы… Декер прервал ее: — Мерседес этого не знает. — Вот как? — Мы с Мерседес, Джонна, не делились подробностями своей жизни. — Она слишком тонкая натура, чтобы спрашивать прямо о некоторых вещах, ты это хочешь сказать? — Приблизительно, — ответил он сухо. — Я бываю иногда слишком прямолинейной, как ты знаешь, даже бестактной. И не сильна в дипломатии. У меня для этого не хватает терпения, и я неизлечимо любопытна. Все это он давным-давно знал за ней. Ее простодушие по-прежнему обладало властью очаровывать его. Интересно, подумал он, не потянется ли она к нему сегодня ночью? Черт тебя разберет, хотел сказать он. Если она считает, что ее жизнь — накатанная колея, она должна ухватиться за того, кто может изменить это невыносимое для нее положение. — Ну? — спросил он наконец. — Допрос окончен? Джонна поняла, что ей бросили вызов, но она не приняла его. — Как тебя задержали? — Я стал беспечным, — начал Декер. — Я позволил своим мыслям витать в облаках, когда пытался украсть цепочку от карманных часов. В тот день я уже дважды успешно сделал это. Я делал это сотни раз с тех пор, как Джимми впервые позволил мне попробовать самому в день моего рождения. Мне тогда исполнилось десять лет. На этот раз я забыл главное правило. |