Онлайн книга «Империя. Исправляя чистовик»
|
Сказано было по-русски. Я с трудом разлепил глаза и проговорил, едва шевеля потрескавшимися губами. – Слышу… Передо мной стояла профессор Гедройц и глядела на меня как на нашкодившего мальчишку. – Государь, вы повели себя в высшей степени неразумно. Если бы не проклятая облачность над Сербией, то вы ни при каком условии не легли бы под обмен! Это очень опасно само по себе, а этот идиот, профессор Карини, с перепугу чуть не заменил всю вашу кровь! И особо хочу отметить возмутительный, совершенно несносный и откровенно хамский характер господина Суворина, проявившего верх бестактности, цинично приказав фотографировать вас в момент переливания! Это возмутительно! Нарушение всех норм профессиональной этики и правил частной жизни. Надеюсь, вы повелите его казнить! – Как они… Кто «они», угадывать смысла не было, потому Гедройц просто кивнула: – Кризис миновал. Правда, вашей крови не хватило для стабилизации. Но тут вашему безрассудному примеру вызвался последовать граф Берголо, он якобы тоже переболел, и его кровь подошла. Да что там граф Берголо, когда сам Папа Римский порывался! К счастью, его кровь не подошла, да и не болел он. Кстати, государь, а что вы там говорили про какие-то иммуноглобулины плазмы??? Закрываю глаза и лишь шепчу: – Я уже не помню… РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 17 мая 1919 года – Миша, меня только сейчас пустили к тебе. Я хочу тебе сказать спасибо! Ты спас их! Ты спас нашего сына! Ольга стояла за стеклом и счастливо улыбалась, хотя в глазах её стояли слезы. – Миша, спасибо тебе! Я никогда этого не забуду. Ты – настоящий отец. Киваю. Только вот чувствую я себя весьма и весьма хреново. Сердце, почки, печень. Все шалит, и от этого у меня общее состояние нестояния. Потому и сижу в кресле, словно тот царь. Тут в гостевую часть палаты зашли мои тесть с тещей, и Оля тут же официальным тоном спросила: – Какие ещё будут повеления, государь? Качаю головой. – Никаких. Ступайте, баронесса. Елена проводила её хмурым взглядом, но затем, повернувшись ко мне, расцвела улыбкой. – Миша, как мы благодарны тебе! Это чудо! Ты просто совершил чудо! Виктор приложил кулак к стеклу. – Миша, спасибо. Я никогда этого не забуду. Клянусь тебе. Киваю. – Пустое, Виктор. Не чужие же люди. Как они? – Уже лучше. Профессор Гедройц отстранила всех наших и прибрала к рукам всю власть. Даже нас выгнала из гостевой. Усмехаюсь. – Она это может. В прошлом году она меня спасла. Она и Маша. РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 18 мая 1919 года В отличие от Виктора с Еленой, которым вход был закрыт, профессор Гедройц меня пропустила не только к самим «виновникам торжества», что не удивительно. Правда, перед этим заставила пройти обязательную процедуру кварцевания. Как говорится, Гедройц решила перебдеть, хотя я не только долгое время был в «красной зоне», но и буквально слился с заражёнными. Уж не знаю, что тут даст кварцевание, но если ей так спокойнее, то ради Бога. Пути Гедройц неисповедимы. Очень своеобразная мадам. Но выдающийся врач, этого у неё не отнять. Кстати, пустила она меня к детям только при одном условии, что, выйдя, я отвечу на ряд её вопросов относительно того, с какого перепугу и на чем основываясь я решил лечь на обмен крови. Ладно, буду вертеться, как карась на сковородке. Выкручусь. Чай не в первый раз. Мишку и Джованну разделили по разным палатам, что было понятно. Нечего друг друга смущать естественными надобностями. Так что я сначала пошел к сыну. Он выглядел уже получше, хотя и был достаточно бледным. – Привет, сынок. Ты как? Мишка слабо улыбнулся. – Уже хорошо. Только вставать пока не разрешают. И маму не пускают. Развожу руками. – Ну уж потерпи, боец. Мы должны пройти карантин. Еще меньше двух недель, и мы полетим в Город. Будешь с мамой. Тебе еще с месяц восстанавливаться. Крепко тебя задела эта зараза. Мне было ещё хуже, но, видишь, выкарабкался. Зато теперь вряд ли вновь заболеешь «американкой». Явилась Гедройц и строгим тоном заявила: – Государь, аудиенция окончена. Вашему сыну ещё опасно так утомляться. Попрошу вас покинуть палату! Вот что с ней делать? Как работать с людьми республиканских взглядов и плюющими на твои титулы? А вот так и работать. Их мозги и опыт для меня важнее их убеждений, тем более что они не пытаются меня свергнуть. Встаю. – Ладно, сынок. Я завтра постараюсь прийти. Мальчик кивает и вдруг, глядя мне в глаза, говорит: – Спасибо, папа. У меня на глаза наворачиваются слезы, и я, легонько сжав его руку, киваю в ответ: – Спасибо, сын. РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 18 мая 1919 года Джованна выглядела получше, чем Мишка. – Прости, что без гостинцев, профессор Гедройц запретила приносить что-либо. Джанна улыбнулась. – Да, она строгая. Киваю. – Она хороший доктор. Одна из лучших. – Я хотела спросить, а почему она о себе говорит в мужском роде? Вопросики у неё, однако! – У профессора Гедройц был брат, которого она очень любила. Брат умер, и она в память о нём решила подписывать свои статьи его именем. А потом как-то так и пошло. Принцесса усмехнулась и вынесла свой диагноз: – Её нужно направить к доктору Фрейду. Я рассмеялся. – О, вижу, ты точно пошла на поправку. Полетишь с нами в Город через две недели или останешься поправляться в Риме? Она непонимающе подняла брови: – В город? В какой город? Продолжаю весело улыбаться. – Прости, я забыл, что есть еще и Вечный город. Городом, просто Городом, мы именуем Константинополь. Он единственный в своём роде. – Понимаю. Ну, если врачи и родители будут не против, то, наверное, и я соглашусь. А Миша тоже полетит? – Конечно. Она вздыхает. – Хорошо. Что бы это самое «хорошо» значило? Понимай как хочешь… Вновь явилась легкая на помине Гедройц и строго посмотрела на меня. Киваю. – Иду, доктор, иду. И, уже обернувшись в Джованне, прощаюсь. |