
Онлайн книга «Воин пяти Поднебесных: Пророчество»
Сали повернула его лицом к озеру, заставив замолчать, и проговорила сквозь сомкнутые губы: — Ты должен охранять меня, юный Хампа. Он оправился в ту самую минуту, когда начальник караула вернулся на берег. Стражник приблизился к Сали и протянул руку. — Совет Незры согласен вас принять. Отдайте оружие. Как интересно. — Попробуйте забрать. — Вы получите его обратно после аудиенции. Сали ответила молчанием. Начальник караула заколебался под ее взглядом. — Я не могу пропустить вас с оружием! Сали развернулась. — Когда члены Совета наберутся смелости, пусть пошлют за мной. Я позволю им не сдавать оружие. — Но… подождите! Нельзя пренебречь вызовом Совета! Эй, задержите ее! Стражи не двигались с места — никто не смел. Сали уже сделала шаг обратно к дому, когда послышался резкий голос: — Верните ее, недоумки! Если Бросок Гадюки действительно захочет нас убить, она сделает это и без оружия. Вы, чахлые плющи, не сможете ей помешать. Сали обернулась, гадая, не претерпел ли дюжий мужчина, которому принадлежал этот голос, такое же преображение, как бедный Кваза. К ее легкой досаде, человек, шагавший к ней по деревянному мосту, был таким же сытым и здоровым, как раньше. — Ариун. — Сальминдэ, — произнес он, слегка склонив голову. — Ты, кажется, не рада меня видеть. — Просто удивлена, — возразила та. — Я не думала, что начальник обороны Незры мог пережить свой город. — Я могу сказать то же и о тебе, Воля Хана, — ответил Ариун и жестом позвал ее за собой. — Пойдем. Тогда мы оба сможем утолить наше любопытство. Сали не видела причин отказываться. Бок о бок они зашагали по мосту. — Ты теперь входишь в Совет? — Я его возглавляю. — Какое счастливое стечение обстоятельств. — Ничего счастливого. Здесь нет победителей, Сальминдэ. Никто не хочет состоять в Совете. Мы страдаем под властью чжунцев, пытаясь облегчить бремя нашего народа. — По крайней мере, ты не голодаешь. Сали разглядывала Ариуна, пока они шли по мосту. Морщины у него на лице стали глубже и резче. Выбритые виски поседели. Тем не менее он оставался крепким и мускулистым и обзавелся внушительной властной осанкой — настоящий катуанский воин, за тем исключением, что длинные волосы, подобающие воину, были острижены почти под корень. Недоставало ему и еще кое-чего. Вещи, без которой Сали никогда не видела Ариуна раньше. — А где Жало? Ариун сжал зубы. — После нашего поражения, — негромко ответил он, — чжунский генерал потребовал знак покорности от выживших глав города. Хотя катуанцы обычно не одушевляли принадлежавшие им предметы — лошадь есть лошадь, статуя есть статуя, меч есть меч, — бывали и исключения. «Язык» Сали, которым она очень дорожила, был просто кнутом. Просто оружием, инструментом. Но как она была тем самым Броском Гадюки среди прочих Бросков, так и Жало Ариуна — цепной кнут, который при необходимости превращался в узкий прямой клинок, — был тем самым Жалом. Он достался ему от деда, который считался лучшим оружейником своей эпохи. Ничем другим Ариун так не дорожил. — Жало теперь в руках человека, который сжег наш город дотла и потопил его в Травяном море? — Я добровольно принял это решение. И повторил бы, если пришлось, — ради спасения нашего народа. Я ни о чем не жалею. Сали ему не поверила. Судя по голосу, Ариун сам в это не верил. Они добрались до островка, где их ждали тринадцать человек — мужчин и женщин, сидевших на деревянных скамьях в бамбуковом павильоне. Все члены Совета Незры были относительно хорошо одеты и сыты. Сали не узнавала лиц — впрочем, не стоило удивляться. За минувшие десять лет она чаще спала под открытом небом, чем у домашнего очага. Ариун занял свое место во главе Совета. — Друзья-советники, перед вами Сальминдэ — Бросок Гадюки и Воля Хана. Сали поклонилась. — Приветствую Совет Незры. Судя по их лицам, они ждали ее прибытия без особого восторга. — Добро пожаловать, Сальминдэ, — сказала седоволосая женщина. — Мы рады, что один из великих воителей Незры вернулся к своему очагу. Сали внимательно изучала лица сидевших. Ни у кого, кроме Ариуна, не было выбритых висков. — Что случилось с прежним Советом? Ариун издал сдавленный звук. — Прежний Совет после захвата города отверг многие требования чжунцев, поэтому с ним публично расправились. — Значит, вы игрушечный совет, — резко сказала Сали. — Мы поддерживаем порядок. И направляем наш народ, — твердо произнесла женщина. — Это вынужденная необходимость. Полагаю, ты понимаешь, что мы приняли мудрое решение. На этом любезности закончились. Разговор тут же принял ожидаемый оборот. — Зачем ты приехала в Цзяи? — почти с негодованием спросил сидевший рядом мужчина. — Ты — Воля Хана, но ты все еще жива. Почему ты не вернулась к Целому? — Я сама решу, когда завершить свою службу народу Катуа, — ответила Сали ледяным тоном, не терпящим возражений. — Настали небывалые времена, и я склонна думать, что принесу больше пользы живой, чем мертвой. Поэтому я стала Искателем Души. Совет заворчал. — Это неслыханно, — сказала седая женщина. — И даже опасно, — заметил морщинистый мужчина, одетый по-чжунски. — Богохульство, — добавил кто-то. Сали ощетинилась. Ей страшно надоело слышать попреки от всех и каждого. Ариун поднял руку, требуя тишины, и спросил: — Поиски нового воплощения Хана привели тебя сюда? Сали выдержала его взгляд и кивнула. — Да. — Это твоя единственная цель? Сали, вздернув подбородок, произнесла: — Вечный Хан — спасение нашего народа. Его возвращение — единственное, что имеет смысл. Я требую вашей помощи. После возвращения Сали странствовала по Травяному морю, разыскивая тех, кто выжил после падения Незры, прочесывая лагеря беженцев, следуя за слухами и намеками. Однажды она даже позволила себе нарочно попасться разбойничьей шайке. Понемногу, собирая разрозненные воспоминания уцелевших, Сали восстановила картину битвы и ее последствий. — Для детей Незры времена настали и впрямь небывалые, — сказала седая женщина. — Единственный способ выжить и отомстить — проявить стойкость. Совету понадобилось несколько месяцев, чтобы достичь согласия с оседлыми. Мир, который мы получили, требовал многочисленных встреч и переговоров. Лишь недавно Совет вернул нашему народу подобие спокойствия. И мы не потерпим, чтобы наши успехи превратились в ничто. |