Книга Повести Невериона, страница 56 – Сэмюэл Дилэни

– Воительниц и воровок?

Прин потупилась, копая песок босыми ногами.

– Ты иноземка. Откуда тебе знать про драконов и девчонок, которые на них ездят.

– Ну, рассказов-то много ходит. Да я и раньше бывала в этом странном… очень странном краю. Почему же летаешь ты?

Прин отряхнула пыльную коленку пыльной рукой.

– Потому что всегда хотела. Я ведь расту – все только и говорят, как я выросла. Скоро стану слишком тяжелой, чтобы летать, надо поторопиться. Всем наездницам по двенадцать-тринадцать лет – старше они, похоже, уже не станут, – к тому же их голодом морят, чтоб были тощие. – Прин оправила тунику на животе, не сказать чтобы тощем. – Ростом я невелика, но вешу порядочно.

– Зато ты сильная, и смех у тебя хороший.

– Не знаю, насколько я сильная, но дикого дракона взнуздала. И подвела его к краю утеса.

– Значит, тебе силы не занимать.

– Так ты уже бывала здесь раньше? – В этом вопросе подозрения было больше, чем хотелось бы прин. Подозревать всех и каждого она научилась у бабушки, ну да ничего – смех всё исправит. – А теперь зачем приехала?

– Подругу свою ищу. Когда-то она была наставницей в драконьих загонах и рассказывала мне об этих плохих девчонках. В волосах у нее бусины из синего камня, на лице черная тряпичная маска, на бедре двойной меч. Мы путешествовали вместе несколько лет.

– Что же с ней потом стало?

– О-о… Я рассказывала ей сказки, длинные, чудесные сказки, сама не зная порой, слышала я их в детстве или выдумала сама. Через некоторое время эти сказки стали для нее интересней, чем я. Как-то ночью у костра, полируя свой двойной меч, она сказала, что утром пойдет посмотреть, правдива ли одна из моих историй. И ушла, забрав свои одеяла и меч. Я не слишком беспокоилась – мы с ней часто расставались на несколько дней, а то и недель, и нашей дружбе это не мешало. Но недели складывались в месяцы; я не нашла следов от костра подруги у каньона Меньят, никто не видел ее у северных склонов Фальт, не укрывалась она в пещерах Макалаты на краю западной пустыни, и на побережье Сарнесса ее тоже не оказалось.

– И что ты сделала дальше? – прин, сев на корточки, водила палочкой по золе.

– Стала ее искать. Объехала много мест и еще, как видно, много объеду. Сюда я приехала потому, что она когда-то работала в Элламоне и была счастлива здесь.

– М-мм, – подозрительно протянула прин.

Женщина вгляделась в ее каракули.

– Пи-рин. Это что же?

– Так пишется мое имя.

Женщина присела с ней рядом.

– Не так. Ставь сверху черточку, чтобы два слога сливались в один, иначе люди будут произносить твое имя неправильно, – сказала она и написала новое слово под знаками прин.

– Откуда ты знаешь? – прищурилась девочка.

– Знаю, потому что сама придумала это.

– Придумала что?

– Письмо. Я тогда была девочкой не старше тебя и придумала, конечно, не всё, а только знаки, чтобы произносить слова. Знаки для животных, для разной еды, для количества, для различных дел и мыслей, даже для людей уже были, но как писать слова, придумала я.

– Правда?

– Да. Я жила на острове и научила этим знакам моих друзей, многие из которых стали рыбаками и моряками. Много позже, приехав в Неверион, я увидела, что моя письменность опередила меня. С годами многое изменилось, но я узнавала почти все знаки, что придумала в детстве.

– Да, все говорят, что это письмо пришло из-за моря, с Ульвен. – Глядя на эту высокую женщину, прин почему-то вспомнила свою маленькую ворчливую бабушку. – Ты и мое имя придумала?

– Только как его писать. Сказочники должны знать такие вещи. И знаешь… – Женщина, устав, как видно, сидеть на корточках, уперлась в землю обтянутым кожей коленом и начертила другое слово над знаками прин. – Я внесла в мои знаки кое-какие изменения – в написание имен, например. Я делаю первый знак имени чуть больше других, а внизу ставлю такую вот закорючку. Теперь, если что-то читаешь вслух, тебе сразу видно, что следующее слово – это имя. Ты выговариваешь его иначе, чем другие слова, и придаешь ему больше значения – все это благодаря большому первому знаку и закорючке. Если в наше время что-то не обозначить, тебя никто не поймет.

Девочка всматривалась в свои новые имена, выше и ниже того, что сама написала.

– Это очень полезно, – продолжала Норема. – Мою подругу, к примеру, зовут Вран. Есть обычные вороны, которые каркают и летают – получше драконов, к слову, – и есть имя Вран. С тех пор как она ушла, я все чаще поминаю то и другое слово в своих рассказах, поэтому нужно как-то их различать. Я люблю отличать людей от прочих созданий и неодушевленных вещей – это придает повествованию больше смысла.

– Мне тоже нравится! – прин провела палочкой по всем трем словам и опять засмеялась.

Собственный смех показался ей более звучным, чем раньше. Ей, как прежде Нореме, представилось, что вся гора – с водопадами, хвоей и осыпями – исписана ее именами и смеется сама.

– А какие ты сказки рассказывала? – спросила Прин.

– Хочешь послушать какую-нибудь из них?

– Да!

– Тогда садись. Не волнуйся, это недолго.

Прин, думая о себе теперь совсем по-другому, села, Норема же встала, повернулась к ней спиной и склонила голову, будто слушая, как шумят листья, дышит дракон, жует вол и журчит ручеек – будто все они нашептывали ей эту сказку.

– Жила-была… – начала она на том древнем языке, и Прин вздрогнула: эти слова отличались от обыденных так же, как слово, написанное в пыли, где раньше оставляли метки лишь ветер до мелкие камешки. – Жила-была прекрасная юная королева, твоя ровесница, того же роста и с такой же фигурой.

– Люди говорят, что я умная и быстро расту, – вставила Прин. – Прекрасной меня пока что не называли.

– В те времена все юные королевы, похожие на тебя, считались красавицами. Было это давно, и на красоту тогда смотрели по-разному.

– Твоя подруга тоже была молодая?

– Нет, ближе ко мне по годам, – усмехнулась Норема. – Но так уж полагается – говорить, что королева была ровесницей твоей слушательницы. Я и подруге так говорила. Итак, ту прекрасную королеву звали Олин, и правила она всем Неверионом – так, по крайней мере, предполагалось. Ее империя простиралась от пустыни до гор, от джунглей до моря, но детские годы у нее выдались несчастливыми. Злые жрецы держали Олин, ее семью и двадцать трех ее слуг в монастыре на Гартском полуострове с самого ее рождения до… – Норема взглянула на Прин. – Пятнадцати лет?

Прин кивнула.

– Когда же ей сравнялось пятнадцать, жрецы по причинам, только им ведомым, решили убить ее – но по другим, столь же сложным причинам, боялись сделать это своими руками. Родные Олин ни за что бы не согласились на это, и тогда жрецы стали уговаривать ее слуг, одного за другим. Первая, с кем они говорили, была старая няня; она любила девочку, которую растила сызмальства, и тут же рассказала ей о кознях жрецов.