Книга В сердце моем навсегда, страница 70 – Джо Гудмэн

— Мне не следовало позволять тебе здесь оставаться, — сказал он.

— Ты не смог бы мне помешать. — Мэгги поднялась на цыпочки и потянулась к кружкам. Отставила их в сторону и готовилась процедить чай через ситечко.

— Что случилось со вторым? — спросила она. — Как Дансеру удалось ускользнуть?

— Так потерял бдительность, — ответил Коннор.

— Значит, он мертв.

— Да.

Мэгги молча налила кипяток через ситечко и оставила чай настаиваться. Она следила за тем, как жидкость медленно меняет цвет от прозрачного до карамельного, затем добавила в обе кружки по ложке меда. Принесла Коннору его кружку и поставила на стол, потом вернулась к плите за своей, предпочитая пить стоя и держаться от него подальше.

— Мне не жаль, что Так умер. Он убил бы Дансера.

— Но… — начал Коннор. Он почти слышал ее мысли, настолько ясно они отражались в ее глазах, в маленькой вертикальной морщинке между бровями, в том, как ее нижняя губка снова втянулась под верхние зубы. — Но ты бы хотела, чтобы Дансер не обращался ко мне.

Мэгги склонила голову, не в силах встретиться с откровенным взглядом Коннора. Вечер все еще был теплым, но руки у Мэгги окоченели. Она обхватила пальцами кружку и поднесла дымящийся чай к лицу.

— Я не хотела, чтобы ты знал, — прошептала она расстроенно.

— Это очевидно, — холодно ответил он. — Ты бы с готовностью рассталась с жизнью и ребенком, только бы не просить меня о помощи. Слава Богу, Дансер придерживался другого мнения.

— Я сама справилась с Фреда. Ты не был нам нужен.

— Ты проявила находчивость, и тебе повезло, а если бы нет, то можешь быть уверена, черт возьми, что я бы вам понадобился! — Коннор не заметил, когда вскочил на ноги, заметил только, что уже стоит. Левой рукой он крепко сжимал деревянную перекладину спинки стула. — Как ты посмела не сказать мне о ребенке? Как посмела заставить меня думать, что избавилась от него?

Голос Мэгги дрожал.

— Это мой ребенок. Мой!

— Нет, черт побери! Наш! — Увидев, как отшатнулась Мэгги, он с видимым усилием подавил свой гнев. Его голос был грозным: — Среди всех слов, которыми я мог бы тебя описать, до сих пор не было слов эгоистичная сучка.

Мэгги ахнула при этом жестком, болезненном определении.

— Нет, — тихо, с болью ответила она. — Я не такая. Я пыталась всегда поступать по справедливости.

— Убеди меня в этом.

Высокомерный вызов в его голосе вывел Мэгги из себя. Она подняла голову и разгневанно посмотрела на неге:

— Я не обязана перед тобой оправдываться. Коннор обогнул стол. Мэгги бросилась к задней двери, распахнула ее и выбежала наружу. Она сбежала с тропинки, ведущей к уборной, и побежала к склону холма, к раскидистым соснам. Свет полной луны осветил упавшее сухое дерево, преградившее ей путь, и она приготовилась прыгнуть. Ее нога оторвались от земли, но не коснулись ее снова.

Коннор поймал ее, когда она подпрыгнула в воздух, и прижал к себе, держа на высоте нескольких дюймов от земли, Мэгги пришлось обхватить руками его шею, его руки надежно держали ее у поясницы.

— Мэгги, — хрипло прошептал он.

Она зарылась в него лицом, прижавшись к ложбинке у шеи. Его теплое дыхание щекотало ей ухо, а губы касались виска.

— Мэгги, — повторил он. — Не убегай от меня. Никогда не убегай от меня.

Она попыталась покачать головой, но вместо этого у нее вырвалось рыдание. Почувствовала, как ее опустили на землю, но руки вокруг шеи Кондора не разжала. Его ладонь нежно переместилась со спины к затылку, затем глубоко погрузилась в пряди волос. Он гладил ее, прижимал к себе. Горячие слезы Мэгги все текли и текли, и он со слезами впитывал в себя ее страх, ее боль, понимая, что и са!м повинен во многом.

— Я не могла… не смогла принять эти пилюли, — прерывающимся голосом сказала она. — Не смогла избавиться от ре… ребенка. Я не могла этого сделать.

Коннор просто держал ее в. объятиях.

— Но…но ты был прав… Я — эгоистичная су… сучка. Я не…

— Нет, — мягко перебил он. — Я был не прав. Прости меня за то, что я так сказал, Мэгги. Я был не прав.

Она шмыгнула носом и улыбнулась, по-прежнему уткнувшись в его грудь.

— Мы никогда ни в чем не согласны.

Он отстранил ее от себя. Лунный свет упал на тонкие черты ее лица. Коннор вытер следы слез подушечкой большого пальца.

— Пошли в хижину, — сказал он.

Мэгги кивнула, снова шмыгнула носом и улыбнулась Коннору смущенной, заплаканной улыбкой. Позволила ему взять себя под руку и отвести в дом. На этот раз он выдвинул стул для нее. И усадил на него.

— Когда ты ела в последний раз? — спросил Коннор.

— В полдень я что-то съела. Хотела приготовить обед, но Фредо мне не позволил. Он не хотел суеты. — Мэгги нашла в рукаве своей бледно-розовой блузки носовой платок и вытерла нос. — Тяжелый был денек.

Одна из черных бровей Коннора взлетела вверх.

— Только ты, — сказал он, кривя рот усмешкой. Отвернулся и начал шарить в чулане в поисках еды для Мэгги.

— Что это значит?

— Это значит, — терпеливо объяснил он, разбивая яйца в миску, — что у тебя талант преуменьшать, Почти целый день ты смотрела смерти в лицо, а называешь это «тяжелым деньком». Не совсем то, что я ожидал от принцессы нью-йоркского общества.

— А я и не была принцессой. — Она взяла его кружку и сделала из нее глоток. — И ни одна из моих сестер тоже. Мы — дочери Джона Маккензи Уорта… внебрачные дочери. Я никогда ни в чем не нуждалась, но за пределами дома меня нигде не хотели принимать. — Мэгги увидела, как рука Коннора на мгновение прервала взбивание яиц. Эта короткая заминка дала ей понять, что он ее внимательно слушает. — Наверное, моя жизнь была не совсем такой, как ты себе представлял.

Коннор прекратил взбивать яйца. Поставил черную железную сковородку на плиту и добавил немного сала.

— И как же я, по-твоему, ее себе представлял?

— Полной светских развлечений. Частные школы. Приглашения в театр и на катания на коньках, на костюмированные балы.

— Обо всем этом болтала Скай. Мэгги вздохнула.

— За обедом в тот вечер, — сказала она. — Знаю. Скай рассказывала мне, она трещала без умолку обо всем, что только приходило в голову, чтобы ты убедился, что она пустоголовая идиотка.

— Это было убедительно.

— Скай такая. — Мэгги грустно улыбнулась, вспомнив честный рассказ сестры о своем поведении в тот вечер, — Правда в том, что Скай бросается вперед совершенно бесстрашно. Заставляет людей либо принимать ее такой, либо прямо говорить, что ее не хотят. У нее было больше приглашений, чем у всех нас, вместе взятых, но она делала это только для того, чтобы доказать остальным, не потому, что ей это действительно важно, или потому, что верит, будто ее в самом деле приняли в свой круг. Мы посещали церковно-приходскую школу, а не закрытые академии, и никого из нас особенно не приглашали в определенные дома на Пятой авеню, даже если надо было позвать кого-то для ровного счета на обед.