Книга Ах, эта волшебная ночь!, страница 40 – Алина Кускова

Все благие намерения вылетели из рыжей головы, глаза заполнились слезами, а мозг дал команду на штурм. Анжела схватилась за стильную укладку Каролины и начала трясти противницу, как грушу.

– Ах, так, – приговаривала она, трясясь вместе с той, – мы в детском доме таким стервам устраивали темную!

– А-а-а-а-а! – орала Каролина.

– М-да, – сказал, глядя на эту дикую сцену, Крылов, – по сценарию должно звучать «Хорошо же тебя воспитали, сиротинушка». Или что-то вроде того.

– Их нужно разнять! – Юля бегала вокруг и пыталась образумить дерущихся.

– Снимите с меня эту сумасшедшую! – стонала Каролина.

– Сиротинушка тебе покажет и не такое за дешевку, – ускорила тряску Анжела.

– Ого-го!

К гримерке подошла Надежда Вениаминовна и остановилась как вкопанная. Рядом в причудливой позе замер директор, а сзади в них врезалась сотрудница ДК.

– Какой темперамент! – восхитилась Русанова. – Вот, смотрите, Юрский! Если бы я так же боролась за свою любовь, то не осталась бы в одиночестве.

– Вы не одиноки, дорогая моя, – залебезил тот. – Вот ваш внучатый племянник пришел!

– Где внучатый племянник? – заинтересовалась Анжела, прерывая акцию возмездия. – Это он – племянник Русановой?! – указала она на Крылова. – Ой, мамочки!

Анжела вытянула руку и увидела, что в кулаке осталась зажата черная прядь.

– Да, это он, – хватая ее за руку и пряча себе за спину, сказал Крылов.

– У нее нарощенные волосы! – обрадованно закричала Анжела, высовываясь из-за его могучей спины. – Я их просто оторвала, а не вырвала!

– Это в корне меняет дело, – усмехнулась Русанова.

– Идиотка! – закричала Каролина, хватаясь за голову. – Все идиоты!

– Все человечество? – подхватывая скандалистку под руку, спросил Юрский.

– Все человечество! – орала Каролина, запоздало грозя кулаком Анжеле.

– Пройдемте, сударыня, – Юрский повел ее за угол, – поговорим об этом поподробнее.

Сотрудница ДК побежала за ними успокаивать Каролину. Анжела, по большому счету, добилась своего – лишних ушей практически не было.

– Занимательный эпизод, – сказала Русанова, открывая дверь гримерки. – Полагаю, Алешенька, эта рыжая бестия – твоя подруга? А та дивная дива – бывшая любовница?

– Ты все правильно полагаешь, Наденька, – Крылов прошел следом за ней, отдал цветы и чмокнул в морщинистую щеку.

– Я Наденька только для близких, – пояснила Русанова подругам.

– Я знаю, – пробормотала Анжела, заходя следом за ними.

– Мы от Бенедикта Аполлинарьевича знаем, – подтвердила Юля.

– От Бенедикта, – прошептала Русанова и тихо опустилась в кресло, стоявшее напротив столика с флакончиками и баночками.

– А при чем здесь Бенедикт Аполлинарьевич?! – изумился Крылов.

– Когда-то, много лет назад, – начала Русанова, вглядываясь в свое отражение, – когда-то…

И замолчала.

– Что все это значит? – нахмурился Алексей, глядя на Анжелу.

Его возмутительная надменность бесила!

– Нам с вашей бабушкой нужно поговорить, – ответила она.

– Мы на «ты», – смягчился Крылов.

– С твоей бабушкой…

– О чем?

– Много будешь знать, – махнула рукой Русанова, – скоро состаришься. Как вот я. Иди, Алешенька, иди. Надеюсь, твоя бестия не станет таскать меня за волосы, проверяя их натуральность?

– Нет, что вы, – замотала головой Анжела. – У меня случайно вышло, знаете, Каролина – такая стерва!

– Я так и поняла, – хмыкнула Русанова.

– А я вообще не понимаю, зачем ваш внук с ней пришел на концерт!

– Наверное, меня слушать.

– Мы пришли по отдельности! Я еще до Нового года дал Каролине билет!

– Алексей, – Юля схватила Крылова за рукав пиджака в страхе, что он набросится на подругу и от той останется одно мокрое, но чрезвычайно вредное место, – давайте подождем на улице. Им есть о чем поговорить, поверьте мне.

– Вам… тебе, Юля, верю! – торжественно заявил Крылов, козырнул и вышел.

– Мы на улице, – мило улыбнулась Юля и вышла следом.

Анжела в очередной раз виновато посмотрела и пожала плечами.

– Я была другой, – вздохнула Русанова, – но ты на меня похожа. – Она достала из сумки портмоне и раскрыла его. – Я в молодости.

– Ой, – обрадовалась Анжела, – точно! Очень похожа. Жаль, что цвета волос на черно-белом снимке не видно.

– Рыжая я была, это теперь седая.

– Вам седина очень идет, – брякнула Анжела. И увидела с другой стороны еще один снимок молодого мужчины. – А это кто?

– Это Бенедикт Аполлинарьевич, как вы его называете. Я звала его Беником. Он страшно злился!

– Не представляю, как он мог на вас злиться.

– И я уже не представляю.

– А он был очень… красивым. Аполлинарий на него похож.

– Когда вы его видели?

– Аполлинария? Не помню точно. Ах да! У Юли роман с Аполлинарием, мы постоянно говорим только о нем, так что зарапортовалась. А Бенедикта Аполлинарьевича я видела на днях. Знаете, Надежда Вениаминовна, он думает о вас.

– Думает? А что именно?

Любви все возрасты покорны! Пушкин сто раз был прав, Анжела в этом убедилась. Глаза восьмидесятилетней дамы вспыхнули, как два прожектора. Анжела знала, что это такое: как-то она решила сделать себе портфолио и пошла к фотографу, так тот просто ослепил ее светом. Но не об этом она сейчас должна думать! Какие слова найти для того, чтобы эта дама решила нарушить планы и поехать в Подмосковье к бывшему возлюбленному?! Какие? Да самые простые.

– Он вас любит, – с трогательной нежностью проговорила Анжела. – Он вас всегда любил.

Русанова смахнула слезу и вновь повернулась к зеркалу.

– Все прошло, прошло, – отмахнулась она от своего отражения. – Что вы видите? Старую бабку! Какая тут любовь…

– Я вижу прекрасную пожилую женщину. Очень красивую, между прочим. И больше шестидесяти вам не дашь!

– А, это пластика.

– Сыну Бенедикта Аполлинарьевича шестьдесят лет, вы как ровесники.

– Я знаю про сына, – прошептала Русанова.

Она внезапно поднялась и схватила Анжелу за руки.

– Едем ко мне! Алешку возьмем, подругу вашу, Юрского моего. Отметим концерт и поговорим. Вы расскажете мне про Беню. А я, если захотите, расскажу вам про себя.

– Конечно, захочу!

И они поехали.