Книга Особо дикая магия, страница 77 – Эллисон Сафт

* * *

Маргарет бежит до тех пор, пока в голове не остаются лишь мысли об усталости ног, пока все тело не принимается ныть от холода и адреналина, пока каждый вдох не начинает жечь легкие, как крапива. Значение имеет лишь то, что теперь она далеко-далеко от дома и от всех воспоминаний, которые она хотела бы стереть, как меловой круг с половиц.

Чувствуя, что ноги уже подкашиваются, она падает на камень. Тяжело отдувающийся Бедокур устраивается рядом. Преданный и надежный, только он один не оставил и не оставит ее. Он кладет голову к ней на колени и горячо, с облегчением выдыхает ей в ладони. Даже ради нее не следовало так гонять его.

Маргарет наклоняется и целует его в макушку.

– Извини. Как ты, ничего?

Деревья стоят над ними как часовые, дрожа на ветру. Свет, который пропускают их кроны, густой и кровавый. В глубине души она понимает, что сделала ошибку, придя сюда одна. Она же видела, какой урон способен нанести хала. Но эти леса когда-то были ее домом, ее святилищем. И если они уже несколько недель не принадлежат ей, то дом в усадьбе прямо сейчас кажется опаснее любого чудовища. Она рада, что очутилась на расстоянии нескольких миль от него.

Маргарет поднимает волосы сзади на шее и откидывается назад, пока не ложится на камень, холод которого начинает просачиваться сквозь ее кожу. Волосы она роняет, те свисают на траву. Высоко над головой в фиолетовом небе начинают подмигивать, пробуждаясь, самые яркие из звезд, и каждая сияет холодным и безжалостным серебром. Ее веки, затрепетав, опускаются.

А потом вокруг нее начинает распространяться характерный запах серы.

Маргарет, Маргарет, Маргарет.

Она рывком садится.

Температура резко падает. Передернувшись, она делает выдох, перед ее лицом расплывается облачко пара, и мир за ним становится мерцающим, как мираж. В сгущающемся запахе алхимии теперь, когда воскресли ее худшие воспоминания, она в таком замешательстве, что понять не может, что у нее в голове, а что наяву.

Ближе, ближе, ближе.

Ворчание закипает в горле Бедокура, шерсть у него на загривке встает дыбом. Опавшая листва громко шуршит и шелестит.

Здесь. Этот звук эхом отдается повсюду вокруг нее. Здесь, здесь, здесь.

Ветка ломается с хрустом, как кость. Перед глазами снова все дрожит и плывет. Где-то в зарослях во мраке сверкает пара непроницаемых, круглых, как мраморные шарики, глаз.

До Холодной Луны осталось всего два дня, его магия никогда еще не казалась настолько могущественной – и враждебной. От нее, как от электричества, гудит кожа.

Спрятаться, думает она. Надо спрятаться.

Она снимает ружье с предохранителя и хватает за ошейник Бедокура. В нескольких метрах от нее начинается ложбина, которая ведет к руслу речушки, заваленному листьями. Других укрытий здесь нет, разве что втиснуться в выеденный пожаром ствол секвойи. Но если ее найдут там, бежать будет некуда.

– Бедокур, идем, – шепчет она.

Она съезжает по откосу, морщась от боли в подвернутой ноге. На дне ложбины земля холодит ей спину, ботинки вязнут в иле. Черная вода журчит вокруг ее подошв, похожая на кровь из раны. Сквозь ее бормотание она различает лишь стук собственного сердца и стесненное дыхание Бедокура. Маргарет осторожно прикрывает ладонью его пасть. И слегка отворачивается, избегая его обиженного взгляда.

Наконец наступает полная тишина.

Она испускает срывающийся вздох облегчения – и как раз в этот момент ползучая полоса тлена выпирает на откосе, как согнутые длинные пальцы. Она растворяет землю, лижет ее, как огонь растопку, как гниль разъедает переспелый плод. Блестящая жидкость скапливается в бороздах, стекает по ним вниз, капает Маргарет на голову.

Здесь.

Маргарет прикусывает язык, чтобы не издать ни звука. На поляне с треском ломается еще одна ветка. Caput mortuum осыпает ее, как пепел с неба во время лесного пожара.

Прошу, уходи, думает она. Прошу, пожалуйста.

Она решается поднять голову. Он смотрит прямо на нее. Маргарет отшатывается, сдавленно вскрикнув от страха. Хала стоит совершенно неподвижно, а деревья изгибаются, словно стараясь очутиться подальше от него, стонут и потрескивают, как старческие суставы. Его взгляд, непроглядно-белый и бездонный, вбирает ее, пока ее мысли не вытягиваются в острый и жуткий металлический вой.

Его черные губы приоткрываются в кривой усмешке, показывая зубы. Бедокур рычит.

– Бедокур, стой!

Она неловко вскидывает ружье, но с таким же успехом могла бы держать в руках ветку. Что толку от пули, если она не заряжена алхимией? Ведь еще даже не полнолуние. Но если она ничего не предпримет, то умрет, и что тогда будет с Уэсом? Чертыхаясь, она вскидывает ружье, заглядывает в прицел. Стреляет, и пуля рассекает лису плечо чуть в стороне от жизненно важной точки. Он не взвизгивает, у него не идет кровь, только все тело передергивается, словно кости меняют положение.

Она делает шаг назад и спотыкается на корне. Ударяется об землю, поднимая брызги холодной воды из речушки. И прежде чем успевает перевести дух, Бедокур с лаем и рычанием устремляется вверх по склону.

Хала, кажется, вообще не двигается. Но только что он был здесь, а теперь его нет. Она видит его вновь лишь в тот момент, когда он вонзает зубы в плечо Бедокура. Тот взвизгивает и корчится, скатываясь вниз.

– Бедокур!

У нее трясутся руки, но она берет хала на прицел. Не думает, просто действует. Нажимает спусковой крючок еще раз, и еще, и еще, и так до тех пор, пока ей есть чем стрелять.

Когда дым рассеивается, хала уже исчез. Только несколько клочков белой шерсти плывут по ветру. В ушах звенит, слышатся далекие раскаты грома, и она не может понять, кто скулит – она сама или Бедокур.

Бедокур.

Он лежит неподвижно, его медно-рыжая шерсть – как сгусток крови на траве. Она бросает ружье.

– Нет, нет, нет…

Она повторяет это слово как молитву, пока ползет к нему. Бог никогда раньше ее не слушал, как бы она ни умоляла. После того как ее мать постигла неудача в лаборатории, после всего, что она вынесла во имя него, она не уверена, что он даже вообще существует или ему есть хоть какое-то дело до них. Если катаристы правы, они всего лишь несовершенные люди, подобие несовершенного божества. Какой интерес они могут представлять для него? Но если у него есть хотя бы толика доброты, он позволит ей сохранить Бедокура. Лишь его одного, единственное, что по-настоящему принадлежит ей.

Маргарет роняет на него голову и испускает прерывистый вздох, чувствуя, как его живот нерешительно поднимается, толкая ее ухо. Серебристая жидкость и кровь сочатся из рваных ран и прокусов на плече, но он жив. Слава богу, жив. Рана довольно глубокая, придется зашивать, но она справится своими силами.