Книга Хранитель истории, страница 79 – Леа Рейн

— Что объясняет?

— Почему Дэнни портит историю. У них это, видно, семейное. Гюстав говорил, что ты столкнулся с ним на «Титанике» и что он был там вместе с Уильямсом. Возможно, они все заодно — и Жан, и Дэнни, и Уильямс. А главный у них — Невё!

— Я так не думаю.

— Почему? — нахмурилась она.

— Все гораздо сложнее. Не надо сгребать всех в одну кучу, — жестко сказал он. Семейное? Надо же. — И Жан, и Дэнни, и Невё, и мы, и тот тип с тростью — все мы на абсолютно разных сторонах. Кто за что борется, ещё не совсем понятно.

— Но тогда почему Дэнни пришёл на «Титаник» вместе с Уильямсом?

— Если ты помнишь, Дэнни исправляет трагедии, произошедшие в прошлом. Наверняка его действия привлекли Невё, и он взял его с собой под предлогом того, что надо спасти «Титаник». Но «Титаник» им нужно было спасти для того, чтобы помочь Гитлеру, о чем, очевидно, Дэнни не подозревал, да и вряд ли он вообще знал о существовании какого-то Гитлера. Можешь записать это в свою биографию. А сейчас, если ты не возражаешь, я поговорю с Жаном.

Он развернулся и рваными шагами направился к выходу. На лестнице он столкнулся с Эдит. Она хотела ему что-то сказать, но Эдвард выставил перед собой руку, словно отгораживаясь от назойливого существа, и прошёл мимо. Не хватало ещё с ней стоять и трепаться. И так уже потратил кучу времени на разговор с Жаклин.

Бомбоубежище находилось глубоко под землёй. Нужно было спуститься по бесконечной лестнице прежде, чем достичь толстой металлической двери, рядом с которой сидел за столом охранник. Когда Эдвард отметился на планшете, охранник отворил дверь, пропустил его внутрь, а после зашёл сам и заперся изнутри, оставшись стоять у порога.

Внутри бомбоубежище давно было перестроено. Там сделали несколько тесных камер для путешественников во времени, и одна из них была занята Жаном. Во второй Эдвард мечтал увидеть Невё. Ну, а в других — ещё кого-нибудь.

Жан не мог переместиться, пока не убьёт какого-нибудь путешественника. А если и убьёт в пределах своей камеры, то не сможет переместиться из-за некоего напряжения, под которым находятся стены и решетка. Эдвард не знал, что это за напряжение, потому что разработка держалась в секрете, её курировал непосредственно министр внутренних дел Эммануэль де Ла Сиверр, поэтому секрет был государственного уровня, о чем таким простым смертным как Эдвард знать было не положено. Так или иначе, о побеге Жана можно было не беспокоиться, но для подстраховки на нем был ещё «Наручник», чтобы уж наверняка.

— Эдвард, — без эмоций сказал Жан. — Чему обязан чести видеть тебя?

Жан сидел на кровати и читал книгу в неестественном белом свете лампы, которая освещала его камеру. Выглядел он не очень. Весь зарос бородой, побледнел и даже похудел. Наверняка ему было тут невесело. Вполне вероятно, что он возненавидел Эдварда за то, что он заточил его в этом месте, в котором ему предстоит провести всю свою оставшуюся жизнь.

— Есть разговор. Я был в Париже 2015-го года и только что спас тебя от Эль.

Жан оживился, отложил книгу и подскочил к решетке.

— И что дальше? — вкрадчиво спросил он.

— То, что ты там сказал. Это правда?

— Не припомню, что именно.

Эдвард с подозрением глянул на охранника, который стоял в нескольких шагах от него. Наверняка он внимательно слушал, хоть и сохранял отстранённое выражение лица. Эду совсем не хотелось, чтобы чужие люди узнали об этом неожиданном открытии, поэтому приблизился к решетке и прошипел:

— Не строй из себя идиота! Ты понял, о чем я.

Жан вздохнул.

— Я не знаю, Эдвард. Ты сам мне это сказал в подвале. Но если ты так сказал, значит, так оно и есть.

— В каком подвале? Тогда ты тоже его упомянул.

— В подвале паладинов. Больше ничего не скажу. Это твоё будущее. Узнаешь тогда, когда придёт время. Поговори с Жозефиной. Она наверняка лучше знает.

— Она мертва.

— А на что тебе путешествия во времени?

Действительно. Вот только после смерти матери Эдвард ещё ни разу не навещал ее в прошлом.

— Но если хочешь знать моё личное мнение, — продолжил Жан. — Я считаю, что так это и есть. Вижу некоторое… сходство. — Он указал пальцем сначала на себя, а потом на Эдварда.

— Как бы там ни было, это ничего не изменит. Ты так и останешься здесь. Навсегда. Моё отношение к тебе тоже не изменится. Ты подонок.

— Это все?

— Нет. Невё. Говори, знаешь ли ты, кто это? — потребовал Эдвард.

— Меня уже миллион раз допрашивали, и я миллион раз говорил, что не знаю, кто это. Не все злодеи Вселенной со мной связаны.

— А Джон Уильямс тебе известен?

— Нет.

— Тогда почему ты был изображен с ними на одной фотографии?

— Какой фотографии?

— Когда я пытался тебя найти, то нашёл фотографию из 1926-го года. Париж. Здесь ты, Невё и Уильямс. — Эдвард нашёл эту фотографию в своих часах и вывел её голограммой в воздух. — Я стал искать этих людей, потому что считал, что они выведут меня на тебя.

Фотография была сделана случайно. Какой-то фотограф снимал парижское кафе, где за столиком пристроилась воркующая парочка. На заднем плане сидело три человека — Невё, Уильямс и Жан. Они пили кофе и вели какую-то беседу, как лучшие друзья.

— Эти люди? — скептично переспросил Жан, разглядывая фото. — Я встретил их тогда в первый и в последний раз. Они подсели ко мне за стол и поболтали о том, о сём. В основном о моей жизни. Много расспрашивали, а я много выдумывал. Мне это показалось странным, но я не сильно придал этому значения. Поразительно. И ты связал меня с ними только потому, что мы оказались на одной фотографии?

— А как я ещё должен был это связать?

— Можно подумать, что ты не болтаешь с незнакомцами в прошлом.

Эдвард замолк. Да, он часто болтает с людьми в прошлом, особенно если знает, с кем нужно болтать. С Вашингтоном, например, с Колумбом, с Кеннеди, Хемингуэем, Сноуденом… Теперь уже много знаменитостей можно приписать к его друзьям. Но вот зачем Невё и Уильямсу нужно было болтать с Жаном? Или он уже тоже своего рода знаменитость в кругах путешественников во времени?

— Это все? — осведомился Жан.

— О чем именно они тебя спрашивали?

— Не помню.

— А если подумать? — спросил Эдвард тоном, в котором сквозила угроза.

Жан послушно задумался.

— Да ни о чем таком важном. Спросили мое имя, парижанин ли я, часто ли я путешествую, а ещё откуда я родом и надолго ли я здесь. Сказали, что по мне видно, что я не отсюда, причём не отсюда не в смысле страны, а… как будто знали, что я из другой эпохи.

— Думаю, они это знали наверняка.