Боль в спине не исключение. Это очень распространенная жалоба: неудачно нагнулся, разгребал снег, кашлянул, чихнул, перенапряг мышцу. Обычно больная спина – это просто больная спина. Но семейный врач учится быть параноиком, потому что не хочет ничего пропустить. И он ищет тревожные сигналы. Вот почему так важно знать историю болезни пациента.
У этого пациента – с его сердечными шумами и инфицированным клапаном – я подозревал более серьезный диагноз. Вскоре мы выявили и начали лечить инфекцию диска. У людей часто бывает смещение диска или грыжа, но редко – инфекции дисков. Я направил пациента в больницу, где назначили длительный курс антибиотиков, и ему стало лучше. Мой второй хоум-ран.
Несколько лет спустя мать семейства пришла ко мне в кабинет и пожаловалась на нехватку воздуха. У нее в анамнезе были эпизоды тревожности, беспокойства – многие люди с подобными проблемами испытывают одышку во время панической атаки. Но дело оказалась не в этом. Я провел пациентку вверх и вниз по лестнице: она задыхалась. Я осмотрел ее, проверил пульс. Не бог весть какое открытие, но я диагностировал тахикардию – состояние, когда сердце бьется чересчур часто. При этом оно работает неэффективно, и, когда подобное случается, начинается одышка, головокружение или слабость. У нее были все эти симптомы.
Часть работы семейного врача состоит в том, чтобы понять, когда человек болен. К тебе обращается очень много людей, которые ничем не больны или выздоровеют сами по себе, но с больными нужно что-то делать. И прежде всего необходимо понять, что они больны, причем сделать это быстро и правильно. Мы вызвали скорую помощь, и женщину отвезли в больницу, где ей немедленно оказали помощь. Сердцебиение вернулось в норму. Мой хоум-ран номер три в истории с этой семьей.
Интересно, что сердечные клапаны матери и отца начали причинять беспокойство почти одновременно, и встал вопрос о том, кому в первую очередь потребуется плановая операция. Женщина стала первой, потому что ее положение было чуть серьезнее. Она успешно перенесла операцию, вернулась домой и полностью выздоровела. Чтобы прооперировать мужа, пришлось подождать, пока его жена поправится, потому что ему требовалось вмешательство посложнее. Кроме операции на клапане, нужно было сделать шунтирование и установить кардиостимулятор. После операции он немного бредил, так что сотрудникам отделения коронарной хирургии пришлось побегать. Я ходил туда навестить пациента, что напоминает нам еще об одной задаче семейного врача – просто быть с семьей в самые напряженные времена.
Одна из причин, по которым врач занимается семейной практикой, заключается в том, что он не похож на хирурга. Хирурги существуют не для того, чтобы разговаривать с людьми. Они нужны, чтобы заменить колено или удалить аппендикс.
Семейные врачи знают своих пациентов как личностей. Они могут беседовать о хоккее, внуках, работе, коллекционировании марок или музыке. Если повезет, в кабинет к семейному врачу нескончаемым потоком приходят друзья, и это приятно.
Недавно я ходил на похороны девяностосемилетнего пациента, умершего от деменции. Мы знали друг друга сорок лет – от хороших времен до плохих. У него было крепкое рукопожатие и всегда приятная улыбка. На похоронах я сидел рядом с его сиделкой-филиппинкой, слушал хвалебные речи двух его сыновей и думал: «Вот в чем заключается семейная практика – заботиться о людях в трудную минуту и быть рядом до самого конца».
Такие отношения сложились у меня и с семьей, о которой я рассказал. На прошлой неделе я обедал с отцом, и мы вспоминали давно минувшие дни. С некоторыми пациентами удается преодолеть барьер и выйти за пределы безличного контакта. Для меня радость семейной практики состояла не в том, что люди принимали лекарства для снижения уровня холестерина. Она была в установлении связей. Радость от встречи с другом, который просто оказался моим пациентом.
37
Перезагрузка мозга. Пол Аткинсон
Каждый день врачи приходят на работу, надеясь, что смогут использовать навыки и методы, которые обеспечат наилучшие результаты. Они руководствуются своими знаниями и опытом, но понимают, что есть в медицине вещи, которые до сих пор остаются необъяснимыми и загадочными.
Пол Аткинсон – врач скорой помощи в региональной больнице Сент-Джон, расположенной в провинции Нью-Брансуик. Он вырос в Северной Ирландии и первое время работал врачом неотложной помощи в британском городе Кембридже, где однажды выдался незабываемый день.
Одна из сложностей, к которым врач неотложной помощи должен привыкнуть, – незнание того, что происходит с пациентами. Они поступают с незначительной проблемой, или с умеренно серьезной, или же с катастрофической. Я разбираюсь с их проблемами и, как правило, больше никогда не вижу этих людей. Я действительно не очень много слышу о том, что происходит, после того как они покидают отделение неотложной помощи.
У меня нередко возникает мысль, что я кому-то помог, и иногда я получаю открытку или записку со словами «Спасибо», однако чаще всего я просто двигаюсь дальше. Но я поделюсь случаем, который запомнился мне как один из моментов, когда я подумал: «Вот, так держать!» Думаю, что помог сделать чью-то жизнь лучше только потому, что мне посчастливилось оказаться в нужное время в нужном месте и я выполнил свою работу.
Произошел этот случай с молодой девушкой, которую мы назовем Никола. Конечно, я ничего не знал о ней, когда она попала в больницу, но позже выяснил, что ей было девятнадцать лет и она числилась студенткой местного колледжа. Правда, на учебу она не ходила – не как все. Можно сказать, она пыталась стать студенткой. За некоторое время до того у нее диагностировали депрессию, и она угрожала покончить с собой. Никола постоянно обращалась к психиатрам и психиатрическим бригадам и время от времени боролась с наркотической зависимостью. У нее были настоящие проблемы.
Я находился в отделении неотложной помощи, когда парамедики привезли Николу после попытки отравления – незавершенное самоубийство. На тот момент – почти успешное самоубийство. Когда ее доставили, сердце не билось, и парамедики делали сердечно-легочную реанимацию. Как вы догадываетесь, не слишком обнадеживающая ситуация – исход обычно плохой.
Я возглавлял реанимационную бригаду, которая состояла из двух медсестер, еще одного врача и парамедиков, и мы работали с Николой очень агрессивно, пытаясь заставить ее сердце биться.
Я диагностировал передозировку, основываясь на имевшихся у меня косвенных признаках. Мы знали, что девушка принимала трициклические антидепрессанты, которые чрезвычайно опасны, так как могут воздействовать на сердце и центральную нервную систему, а также снижать кровяное давление. Они больше не используются, потому что сегодня есть более безопасные лекарства с меньшим количеством побочных эффектов. Из-за антидепрессантов у Николы фактически развилась аритмия – нерегулярный сердечный ритм – от которой мы не могли избавиться, что бы ни делали. Мы использовали электрошок. Мы ввели большую дозу бикарбоната натрия (он является антидотом). Но ничего не помогало.
