Книга Непоправимый брак, страница 22 – Евгения Горская

Петр не помнил, чтобы директор когда-то называл его Петей.

– А что может быть не чисто? – не понял он. – Партию поставили в срок, качественную. Акты сдачи-приемки подписали. Заказчик предъявил претензии?

– Нет. Не знаю. – Глаза у Борьки были не просто испуганные, а несчастные. – Мы не могли по ошибке передать заказчику военные образцы?

– О господи! – ахнул Петр и отрезал: – Не могли! С чего ты взял? Каждый военный образец на учете. И те, что идут в брак, тоже. С чего ты прицепился к договору?

Борис покачался в кресле и выдавил:

– Эти сканы были у Анфисы. Она их прятала.

– Бред какой-то! – Петр потряс головой и озадаченно поинтересовался: – Где ты это нашел?

– Так… – не признался Борис. – Случайно обнаружил.

– Не знаю, что там Анфиса прятала, но с договорами у нас все в порядке, – поморщился Петр и молча вышел из кабинета.

Злость, которая недавно переполняла, ушла. Вместо нее появилось отвращение и к Борису, и ко всему этому зданию.

«Женюсь и уволюсь, – твердо решил Петр. – Сил моих больше нет».

Не заходя в кабинет, спустился вниз. Салон был уже открыт. Он подошел к девушке на ресепшене и попросил:

– Позовите Валерию, пожалуйста.

Когда Лера выбежала из-за угла коридора, взял ее за руку, потянул к двери и на крыльце сказал:

– Выходи за меня замуж. Поженимся и уедем отсюда к чертовой матери.

– Петя… – Она растерялась, попыталась улыбнуться, но осталась серьезной. – Спасибо. Но я как-то… не готова. Прости.

– Это ничего, что не готова. – Он посторонился, пропуская к двери даму лет пятидесяти.

Та с интересом их оглядела.

– Выходи без подготовки. Поженимся, я уволюсь, и мы уедем. Ой, – вспомнил он. – Сразу уехать не сможем, только через несколько лет.

Сейчас его за границу не выпустят, у него допуск к гостайне.

– Я смогу тебя обеспечить, обещаю.

Лера хотела что-то сказать, но он не дал. Он крепко взял ее за плечи и закрыл рот поцелуем. Губы у нее были мягкие и нежные, он с трудом от них оторвался.

Лера казалась испуганной и изумленной.

– Я вечером за тобой зайду, – сказал Петр. – Не убегай.

И, не оглядываясь, пошел ко входу на предприятие.

* * *

– Лера позвонила в субботу утром… – рассказывала Инна. – В пятницу она поехала к Анфисе на дачу, и… Она услышала выстрел, когда подходила к дому.

– Почему ты мне рассказываешь об этом только сейчас? – перебила мама.

– Мне не хотелось об этом ни думать, ни говорить, – призналась Инна.

– Думать надо всегда, даже когда не хочется!

Мама поднесла к губам указательный палец. Палец был длинный, тонкий. Бледный лак на ногте слегка блестел.

– Убийца найден?

– Насколько я знаю, нет.

– Где Боря был в это время? – подумав, спросила мама.

– Ты допускаешь, что это мог сделать Боря?

– Я просто хочу знать все факты.

– В тот день он был на заводе. Точно ездил туда, я слышала, как он утром договаривался с Петром.

В детстве Инна считала, что на свете нет женщины красивее мамы. Она и потом так считала, когда выросла. А сейчас неожиданно заметила, что у мамы слишком острый нос, и это сильно ее портит.

Инна даже пригляделась повнимательнее, как будто впервые видела собственную мать.

У нее острый нос и маленькие глаза. Они были аккуратно подведены, но даже это не делало их большими.

– Завод расположен недалеко от Анфисиной дачи, – вздохнула Инна.

– Ты бывала у нее там? – Мама удивленно приподняла брови.

– Нет, конечно. Лера рассказала, где это. Я посмотрела по карте, это недалеко от завода. Как ты думаешь, мне стоит пойти на похороны?

– С какой стати! Она никогда не была твоей близкой подругой. Послушай, Инночка… Сейчас тебе вообще стоит поменьше с кем-либо встречаться. Папа решил участвовать в выборах.

Папа идет на выборы, и всем членам его семьи нужно избегать любых контактов с нежелательными личностями. Журналисты вездесущи, увидят Инну с кем-нибудь из людей, близких к оппозиции, и наплетут про связи папы с инагентами.

Знакомые Инны политикой не интересовались совсем, но береженого бог бережет.

Мама откинулась на спинку дивана, закинула руки за голову.

– Я не смогу с Борей жить, – медленно сказала Инна. – Пройдут выборы, и я разведусь.

– Перестань! – поморщилась мама. – Не дури, ты не маленькая! Боря хороший семьянин.

– Что?! – ахнула Инна.

– Он хороший семьянин! Он любит Мишу!

– Мама!.. У него любовница!

– Ее больше нет!

– Другая будет.

– Что будет, неведомо никому. Он твой муж, и… Послушай, пора перестать думать только о себе. У тебя растет сын, думать надо о нем. Мальчик должен расти в полной семье. Тебя никто не заставлял выходить за Бориса! Если помнишь, мы с папой тебя предупреждали! Ты сама так решила и выбрала свой крест. Неси его!

Мама поморщилась, села поудобнее. Помолчала.

– Послушай, Инна… У Бори очень хорошие перспективы. Папа планирует перевести его в министерство. Он уже навел справки.

– Я не смогу с ним жить, – прошептала Инна. – Я не могу больше притворяться и делать вид, что ничего не произошло. Даже ради Миши.

Анфисы не стало, а счастье не вернулось. Она не сможет забыть, что муж ее не любит и терпит только из-за папы.

Собственный дом должен быть убежищем, а не местом, где тебя не любят.

– Прекрати! Тебя не смущало, что Борис спал с Анфисой, когда ты решила выйти за него замуж. Почему тебя это беспокоит сейчас? Скандала не будет, успокойся и возьми себя в руки.

Мягко хлопнула дверь – явилась домработница. Мама вышла в прихожую, заговорила с женщиной.

Инна торопливо простилась и ушла.

На улице было тепло, как летом.

Если бы не машина, оставленная у шлагбаума, Инна отправилась бы домой пешком. За полтора часа дошла бы даже медленным шагом.

Она села в машину, развернулась, отъехала от шлагбаума.

Боря встречал ее здесь каждое утро после того ее дня рождения, на который привела его Анфиса. Он ее ждал, а она невежливо давала понять, что ей это не нравится.

Сначала она его отталкивала, потом перестала.

Мама права, она знала, что он спит с Анфисой. Кроме себя, винить некого.

По Садовому шла поливальная техника, мешала движению. Инна терпеливо ползла вместе с потоком. Приехав домой, она подошла к зеркалу и внимательно рассмотрела свое лицо. И впервые за последнее время хоть чему-то порадовалась – ее нос не был таким острым, как у мамы.