Книга Овертайм, страница 37 – Ава Хоуп

— Кому и что?

— Эбби. Что любишь.

— Ты рехнулся?

— Братан, ее нет всего неделю, а ты лежишь здесь, как какая-то Бриджит, мать ее, Джонс ⁹².

— И?

— И-и-и-и я просто не понимаю, в чем проблема признать, что ты влюбился?

— Ты точно рехнулся.

— А ты точно влюбился. — Придурок усмехается и хлопает меня по плечу.

Шумно выдохнув, откидываюсь назад на кровать и закрываю глаза.

Мы с Эбби едва знакомы. Как такое вообще возможно, что я потерял от нее голову так быстро?

— Просто скажи ей.

— Какого хрена ты все еще здесь? — распахиваю глаза и встречаюсь с усмехающимся выражением лица Рекса.

— А какого хрена ты все еще здесь?

— Так и будешь передразнивать меня дальше или свалишь, наконец, из моей комнаты?

— Ты такой забавный, когда влюблен.

— Заткнись. Все не так.

— Ты вообще когда-нибудь произносил вслух слово «люблю»?

Рекс громко смеется, вызывая у меня недоумение. Резко поднимаюсь с кровати и выхватываю из его рук мяч.

Я что, всерьез задумываюсь над его вопросом?

Безумие.

Признавался ли я кому-нибудь в любви?

Ну, я люблю хоккей, тишину, машины, кукурузные хлопья с молоком… но я никогда не признавался в любви кому-либо.

Матерь Божья! Этот придурок прав.

Видимо, я молчу слишком долго, потому что Рекс в очередной раз ухмыляется и направляется к двери, бросив на ходу:

— Скажи ей, придурок.

Ну уж нет. Она решит, что я идиот.

Спускаюсь за Рексом вниз и следующие пару часов провожу на баскетбольной площадке, где довожу себя до изнеможения, как гребаный персонаж игры Симс.

***

Две недели и один день спустя.

В одиннадцать утра наш боинг приземляется в аэропорту Лос-Анджелеса. Город встречает нас теплым ветром и ярким солнцем. На ясном небе нет ни единого облачка, лишь белые следы пролетающих самолетов выделяются на голубом полотне.

Сегодня охренительный день. Вчера мы размазали «Вашингтон». А через несколько минут я увижу свою девушку. Я так чертовски сильно соскучился по этой горячей блондинке. На моих губах появляется нелепая улыбка, стоит мне покинуть борт нашего самолета.

Когда мы выходим из аэропорта, напротив дверей я вижу голубой «Мустанг» и прислонившуюся к его пассажирской двери Эбби.

Матерь Божья!

Забыв обо всем на свете, пересекаю расстояние между нами и обхватываю ее за задницу, поднимая с земли. Мгновенно мои губы накрывают ее. Я набрасываюсь на Эбигейл так, словно она — мой воздух, и без этого поцелуя я просто задохнусь.

— О, я тоже рад тебя видеть, сестренка. Долетели хорошо. Меня размазали по льду и унесли на носилках, чтобы я не умер. Сейчас моя нога в порядке. Спасибо, что спросила. — Насмешливый голос Эштона, подошедшего к капоту «Мустанга», заставляет меня оторваться от губ его сестры и громко рассмеяться.

Опускаю Эбби на землю, придерживая за талию. Блонди улыбается и что-то говорит брату, но я ее не слышу. Пульс, бешено стучащий в моих висках, оглушает меня.

Не могу оторвать от нее взгляда. Эбби так чертовски красива. За эти три недели ее кожа приобрела еще более смуглый оттенок, волосы, собранные в две косы, стали почти что белыми, а ее светло-голубые глаза сейчас искрятся в свете солнечных лучей.

Мы садимся в машину и уже через двадцать пять минут подъезжаем к парковке «Иглз-центр», чтобы мы с Эштоном пересели в мой «Мерседес». Через час у Эбби запланировано показательное выступление для детской школы, а затем она дает урок Лизи.

Долбаное фигурное катание.

Мне охренеть, как хочется прямо сейчас отнести свою девушку в постель и трахать, пока мой член не отвалится на хрен. Но придется подождать до вечера.

Когда мы возвращаемся домой, часы показывают два часа дня. В пять, сразу после сеанса фигурного катания, я заберу Эбби из ледового дворца, и у нас будет свидание. Мы поедем… понятия не имею, куда. Нет идей. Никаких.

Все, о чем я могу думать, — секс с ней. У меня стояк с того самого момента, как я увидел Эбби на выходе из аэропорта.

У меня осталось не так много времени, чтобы распланировать сегодняшний вечер. Выругавшись, иду в душ. Мне нужны пустые яйца, чтобы мозг мог функционировать хоть немного.

Через пятнадцать минут выхожу из душа уже с парочкой идей для свидания. Слава яйцам! Открываю шкаф и достаю одежду. Надеваю серые штаны найк и белую футболку и подхожу к зеркалу.

Ну уж нет, я не пойду на свидание в таком виде!

Снимаю с себя свою привычную одежду, бросив на пол, и достаю белую рубашку и черные брюки. Окидываю взглядом себя в зеркале и, запрокинув голову, страдальчески стону.

Мда, в таком виде только в суд идти, чтобы получить срок за изнасилование.

Снова кидаю одежду на пол и провожу рукой по волосам, пытаясь понять, какого хрена я так волнуюсь. В этот момент дверь в мою комнату открывается, и на пороге я вижу Эштона.

Почему моя спальня похожа на долбаный проходной двор?

Сосед окидывает взглядом разбросанные вещи и улыбается во все тридцать два зуба. Придурок.

— Ни слова, мать твою! — рычу на него я.

Он вскидывает руки ладонями вверх, запрокидывает голову и громко ржет.

Ублюдок!

— Как твой друг, я должен тебе кое-что сказать, — серьезным тоном произносит Эштон. — Если тебе потребуется моя помощь в поиске своих яиц, только попроси.

— Ха. Ха. Оборжаться.

Придурок запрокидывает голову и смеется.

Матерь Божья, ну какой же кретин!

— Ей все-равно, во что ты будешь одет, — перестав смеяться, заявляет Эштон. — Она не любит пафосные рестораны, шумные заведения и большое скопление людей. А ее любимые цветы — пионы. — Он разворачивается, чтобы уйти, но останавливается и произносит. — О, чуть не забыл: если ты ее обидишь, твоя любимая игровая клюшка будет торчать из твоей задницы.

Да ладно? Прям удивил.

Ровно в пять часов вечера поднимаюсь на трибуну одной из малых арен ледового дворца, которая служит катком с почасовой оплатой для всех желающих.

Мой взгляд исследует каток и, наконец, находит Эбби. Со стороны она похожа на барби. На ней розовые спортивные леггинсы, подчеркивающие ее охренительную задницу, и такого же цвета водолазка. Ее светлые волосы собраны в низкий хвост розовой пушистой резинкой.