Книга Испорченный..., страница 33 – Екатерина Юдина

— Не трогать их.

Нуб был одной сплошной проблемой для Помпея. Он делал то, что нельзя. Это имело свою цену. Для многих оставило под вопрос авторитет альфы, как вожака.

А этот Звереныш при встрече все так же показывал Помпею средний палец, даже не представляя, что альфа делал с другими, кто позволял себе куда меньшее, считая, что они могут вести себя так же, как и Нуб.

Наблюдать за созданием этой стаи было интересно. В особенности за Нубом, как за вожаком. Мелким и слишком смазливым, но уверенным в себе. Твердым и воспитывающим свою стаю по всем принципам и правилам.

Но так же это означало и то, что связь между ними окончательно рвалась. Теперь у Нуба была своя жизнь. Он находился среди своей стаи и больше не вспоминал про Помпея, а альфа все так же приезжал к его дому.

Зачем? Неизвестно. Но Помпей не мог иначе.

Даже когда ему было физически паршиво. Нет, особенно в эти дни.

Он впервые за долгое время встретил новый год в одиночестве. Чертов зверек каждый год наряжал бедное дерево возле их дома. В этот год оно осталось нетронутым и темным, и Помпей, выйдя на улицу покурить, и увидев, как на его ветки ложится первый за этого год снег, подумал, что он похож больше на пепел.

Но все же жизнь текла в своем ритме, который был разорван в день рождения Нуба.

Вечером перед тем, когда Зверенышу должно было исполниться восемнадцать, Помпей опять припарковался напротив его дома.

Какого-то черта уже несколько часов стоял около своей машины и бесконечно долго курил.

Когда наступила полночь, он подкурил еще одну сигарету. Последнюю за эту ночь, чувствуя, как едкий дым распространяется по легким, впитываясь в кровь. Этот яд заместил в нем то паршивое чувство, убивающее его на протяжении долгих месяцев.

Он собирался отщелкнуть сигарету в палисадник возле дома, но неожиданно воздух с горячим дымом, которые он вдохнул, словно превратились в жидкое пламя в легких. Он ощутил, как оно в секунду распространяется по всем венам, разъедая их и заставляя горло пересохнуть.

Жажда. Она нахлынула на альфу слишком внезапно и резко. Ударила сокрушающими волнами. Ураганом. Настоящим адом. Тем, что невозможно проигнорировать.

Раньше такого никогда не было. Еще ни разу в жизни Помпей не чувствовал подобное. Эта жажда не была сравнима ни с одним гоном.

Как в тумане, он достал телефон, а дальше часть его жизни словно стерли из памяти. Пришел в себя он в каком-то отеле, окруженный обнаженными девушками, отмеченными следами грубого секса на телах, но даже так Помпей чувствовал, как то бешеное пламя, разгоревшееся в нем, никак не может утихнуть.

Он прошел в ванную комнату номера и там, поставив руки на края раковины, посмотрел на свое отражение в зеркале. Во рту стоял металлический привкус, правая рука плохо слушалась и вены, идущие к сердцу, почему-то потемнели, словно он был действительно долгое время чем-то отравлен.

Эта жажда не утихала несколько дней, формируя адское неудовлетворение, и иногда Помпей ловил себя на том, что начал видеть несуществующие образы. В эти моменты ему становилось немного легче.

— Если обычные женщины не подходят, стоит попробовать омегу. — произнес однажды Голод. Он не мог не заметить состояние сидевшего сейчас в своем кабинете Помпея, который, казалось, превратился в каменное изваяние из-за того, что каждый его нерв был словно оголен и горел огнем.

Помпей поднял на него взгляд. Он что, бредил? Какая, к чертям, омега, для такого как он, в мире, где их и так по пальцам пересчитать?

— Я имею ввиду бордели, — Голод откинулся на спинку кресла и ненадолго закрыл глаза. Судя по всему, он опять не спал несколько суток.

Бордели с омегами были очень редким явлением. На всю страну их лишь два. Ближайший в столице.

В этих заведениях содержались те омеги, которые уже не могли рожать. Использованный материал, потерявший свою свежесть, но влиятельные альфы были готовы отдавать целые состояния, чтобы провести ночь хотя бы с такой омегой. Все же они для альф, как наркотик и подобие божества, а секс с ними — не сравним ни с одной обычной женщиной.

Помпей лениво поднял руку, в которой был чип. Напомнил о том, что он меченный, а меченным даже бордель для омег недоступен.

Эта тема была закрыта, но вновь вспыхнула через месяц. Как раз в то время, когда они по делам были в столице.

Голод без разрешения привез Помпея в бордель. Говорил о том, что, перед тем как возвращаться домой, хочет завезти его в одно очень важное место.

— Я заказал омегу для себя. За дополнительную плату смотрители закроют глаза на то, что я уйду, но вместо меня с ней останешься ты, — Голод отщелкнул блок с телефона и пролистал почту. На письма отвечал однословно. — Но за дверью все равно будет охрана. За целостностью омег тут смотрят очень тщательно.

Сейчас Голод был одет не так, как обычно. Не в джинсы и толстовку, а в рубашку и брюки. Точно так же, как и Помпей. Они оба являлись представителями высшего общества. Влиятельных семейств и будучи в столице жили совершенно иначе. Так, как требовало их положение.

Голод оторвал взгляд от телефона и посмотрел на Помпея. Тот сидел в кресле и курил. Сегодня ему было особенно паршиво. И, казалось, альфе было глубоко плевать на то, где он находился. Еще немного и он вовсе отключится. Но, естественно, этого не показывал. Вообще привык к такому состоянию и на это место он смотрел лениво. Мрачно.

В этот момент как раз открылась дверь и в комнату, в сопровождении охраны вошла омега. Стройная и красивая женщина лет пятидесяти, но стоило ей увидеть Помпея, как ее лицо тут же исказилось:

— Ты?! Ублюдок. Сын психопата. Что ты тут делаешь? Как тебя вообще сюда пустили? — она резко обернулась к охране. — Уведите меня отсюда. Я не хочу даже в одной комнате находиться с ним. Вы хоть знаете, какая у него кровь? Он не имеет права находиться в таком месте. Не должен прикасаться к омегам своими грязными руками.

Помпей выдохнул сигаретный дым. На слова женщины ему было плевать. На нее он смотрел холодно.

В комнате начало разворачиваться представление, за которым Помпей и Голод молча, зловеще наблюдали. Подкурили уже следующие сигареты. Омега подняла шум и на него прибежал управляющий. Он испугано посмотрел по сторонам и начал умолять женщину вести себя потише.

— Ты знаешь ее? — спросил Голод, сбивая пепел в открытое окно. — Кто она?

— Моя мать, — Помпей с безразличием выдохнул сигаретный дым, продолжая смотреть на омегу, которая в сопровождении охраны пошла к выходу из комнаты. Убегала от альфы, словно от прокаженного.

Голод приподнял бровь, но больше ничего спрашивать не стал. Вместо этого сказал:

— Я признаю свою вину. Мне не следовало самому принимать решения и везти тебя сюда. Я приму любое наказание.

— Забей, — Помпей затушил окурок о стеклянную поверхность стола и встал с кресла.