Онлайн книга «Притворись нашей мамой»
|
Где Наташенька? Слава с ней? Они не возвращаются с рыбалки уже два дня! Почему полиция ничего не предпринимает? Автозак трясёт на ухабе, и я ударяюсь плечом. Тут же прихожу в себя. Меня! Злату Чайкину обвиняют в похищении живой девочки? Это полный бред! В фургоне так душно и пыльно, что начинаю кашлять. Пытаюсь дышать, но вместо воздуха в лёгкие попадает пыль. Стискиваю зубы. Лучше не дышать! Затравленным взглядом осматриваю фургон. Это уже второй раз в жизни! Когда приходится прокатиться в подобном. Был и первый… Толчок. Машина останавливается. Лязгает замок. Дверь распахивается. – Чайкина! На выход! – прихожу в себя, поднимаюсь. Послушно выбираюсь из фургона. Июльское полуденное солнце припекает, и я успеваю насладиться его лучами, пока не получаю толчок в руку. Дёргаюсь, будто электрошокером ударили. Нервы на пределе. Плохо соображаю, но повинуюсь. Иду вперёд. Проходим двор, входим в тусклое мрачное помещение. Меня догоняют окрики: – Лицом к стене! – Расставить ноги! – Раздевайтесь! Такого ещё в моей жизни не было! Сначала чудовищный допрос… Теперь жуткий досмотр… Переодевание в тюремную одежду… Я многое в жизни прошла. Но с унижениями встречаюсь впервые. За спиной гулко захлопывается железная дверь. Понимаю, что этот звук не забуду никогда. Замок запирают. И сердце ухает в бездну. Это всё! Потому что денег на адвоката у меня нет. А справиться с майором, повёрнутом на дочери, мне явно не удастся. Хотя, стоп! Есть ещё право на звонок. Неужели придётся просить помощи у главного врача моей больницы? О звонке я подумаю завтра. Если есть возможность подать жалобу, и выйти под залог! То надо воспользоваться этим правом. Решительно поднимаю глаза, осматриваю камеру на четверых в изоляторе временного содержания. Вдоль стен стоят двухъярусные кровати, заправленные коричневыми байковыми одеялами. Почти под потолком небольшое окошко с решёткой. Ёжусь. Внутренности стягивает жгутом. Скольжу взглядом по серым некрасивым женским лицам. Три пары глаз нагло уставились на меня. Встряхиваюсь, пытаясь прийти в норму. Меня трясёт так, будто озноб начался. Боюсь, что сегодняшний нервный срыв во время допроса у майора, не прошёл бесследно для моей покалеченной психики. *** – Привет, подруга! Чего застыла? Иди к нам знакомиться! – щебечет одна из сокамерниц. – Здравствуйте, – несмело бормочу я. И до меня доходит, что теперь это моя новая семья, с членами которой мне жить два месяца. Иду к свободному спальному месту. – Можно я займу эту койку? Одна из них новых подруг кивает. Наверное, она старшая… Вздыхаю, тяжело брякаюсь на нижнюю шконку. – Я Катя, – произносит та, что разрешила занять койку. – Злата. Чайкина. – По какой статье? – со знанием дела цедит худощавая коротко стриженная. Молчу. Не знаю, по какой статье… – За что загребли, спрашиваю? – усмехается она. – Ни за что, просто так! – выпаливаю в сердцах, всплёскивая руками. Женщины дружно ухмыляются. – Мы все тут ни за что! – Меня майор обвинил в похищении дочери Алёны. А я нашла её в кустах. Привела к себе, накормить, обогреть. Просто не успела позвонить в полицию. Раздаётся потрясённый свист. – Кудряшка! За что майор-то на тебя такую поганую статью вешает. Насолила ему где-то? – Милашка, ты такая хорошенькая! Может, отказала мужику, вот он и отомстил! – встряла в разговор одна из сокамерниц. – Я этого майора в первый раз в жизни вижу! – отнекиваюсь испуганно. – Вывод! – Катя грозит пальчиком, – Чужой ребёнок – не собачка, нельзя тащить к себе в дом! – Да я только сосисками хотела её накормить! Наташенька очень их любит… Катя цыкает на расшумевшихся подруг. Они замолкают. Раздумываю, следует ли рассказывать всё? Я ведь их совсем не знаю, а дело «моё» до сих пор не закрыто… – Наташа – это кто? – Сестра младшая. Она сейчас уже выросла, уехала в другую страну. Больше вопросов ко мне нет. С облегчением вздыхаю, когда от меня отстают. А то я чуть не проболталась! Сажусь на кровати по-турецки, смотрю на решётчатое окно и думаю: Зачем сосед, и чернявая малолетка оклеветали меня? Чудовищная бессовестная ложь! Понятно, что у каждого была веская причина. Но какая? Как же низко, подло, жестоко играть чужой жизнью! О чём думал этот психанутый старик с одичалой собакой? А эта девочка, только начинающая жизнь? Не укладывается в голове. За гранью моего понимания… Сцены допроса крутятся в мозгу. А перед глазами стоят холодные голубые глаза Демида Удальцова. В его глазах ненависть, мгла, шторм. Он упрекает меня, обвиняя в том, чего я не совершала. Судья под давлением майора выносит приговор: – Два месяца лишения свободы. За что? Я ни в чём не виновата!! Кусаю губы, истерично пытаюсь вытянуть кудряшку пальцами, но она пружинит и вырывается из рук. Чёртовы кудри! Такие же как у моей Наташки. Когда доченька была жива, я выпрямляла свои волосы и осветляла их. А после… (последние два) года вернулась к натуральным волосам. Зачем? Хочу смотреть в зеркало, видеть рыжие кудри. Чтобы не забывать! Когда острая боль пронзает мою душу, тогда сердце и память помнят! Только в эти минуты я чувствую, что живу. И не ощущаю за это вину! В десять вечера объявляют отбой. Ложимся спать. За день умаялась, моментально засыпаю. Просыпаюсь утром по звонку, умываюсь. Смотрю в решётчатое окошко. Оно как ниточка связывает меня с волей и с жизнью. – Завтрак! – разносится громогласный голос по коридору. В камере оживление. Через окошко, прорезанное в двери, нам подают тарелки с кашей, кружки с какао, хлеб с маслом и сыром. Щедро! С удовольствие ем. Я ведь вчера не успела съесть ни одного крабика. |