Книга Нерушимый, страница 11 – Денис Ратманов

Менты засуетились, группа захвата, которая приняла меня, забегала вокруг хаммерогазелей со спущенными колесами. Я закрыл глаза и съехал спиной по стене. Получилось!

А еще я убил человека…

Звуки слились в монотонный гул. В себя меня привела звонкая пощечина.

— Пройдемте, гражданин Соврамши! — гаркнул мне в лицо капитан Тырин.

Я поднялся, вложил табельное оружие в руку Гаврилова.

— Спасибо, товарищ.

По спине ударила пятерня Тырина, он заглянул мне в лицо и рявкнул:

— Это самоуправство! А если бы палец дрогнул, мать твою, перемать, пацан, ты…

Поток его ругательств, вполне цензурный, но все же настолько хитро выстроенный, что матерное слово угадывалось в каждой проглоченной паузе, оборвался лишь тогда, когда мы зашли в его кабинет, и ответил я, уже усаживаясь в кресло.

— Выбора не было, товарищ капитан, — почти не соврал я. — Они собирались убить вашу сотрудницу.

Он бросил на меня хлесткий взгляд.

— Откуда знаешь?

А вот теперь пришлось врать:

— Слышал, когда они открывали того длинного.

— «Длинного», — передразнил Тырин. — Да ты знаешь, чей это сын? Впрочем, ты и о себе якобы ничего не знаешь… — буркнув это, он махнул рукой, пожевал губами, а потом ткнул в меня пальцем и тоном государственного обвинителя задал вопрос: — Но стреляешь белке в глаз и имеешь выправку офицера. Кто ты такой, гражданин Соврамши?

— Гражданин великой страны, — отчеканил я. — Помню, товарищ капитан, что мой святой долг и обязанность защищать Родину, ее граждан и помогать правосудию.

— Допустим, — хмыкнул он, включая компьютер.

И тут я вспомнил, что в коридоре камеры, которые должны были зафиксировать, что говорили налетчики! Видимо, это Тырин и собрался посмотреть…

И посмотрел. Звука, на мое счастье, в записи с внутренних камер наблюдения не оказалось.

Я выдохнул и откинулся на спинку стула, закрывая глаза. Сцепил в замок трясущиеся пальцы.

Без стука в кабинет ворвалась заложница, майор милиции, между прочим, и гаркнула:

— Тырин, твою мать, чего расселся? Скоро тут будут все, включая… — Она бросила на меня злобный взгляд, и Тырин объяснил:

— Спаситель ваш, товарищ майор. Это он решился на первый выстрел.

Женщина опешила, захлопала глазами, но быстро сориентировалась и проговорила:

— Выражаю вам свою благодарность…

Я пожал плечами.

— Журналистам скажете, что это Гаврилов застрелил террориста. И вам хорошо, и ему премия. Оружие-то я у него взял…

— Гар-рилов! — проглотив букву «в» рявкнул Тырин так, что у меня чуть перепонки не полопались.

Когда появился мордатый дежурный, он указал на меня:

— Сопроводи его в камеру! — Чуть смягчившись, капитан обратился ко мне: — От всего отдела выражаем вам благодарность. И приносим извинения, что придется еще немного посидеть.

Меня опять заперли. Н-да, все-таки обращение на «вы» — не лучшая компенсация. Не успел я додумать мысль, что то ли Бэтмен из меня не очень, то ли менты — твари неблагодарные, как явился Гаврилов с перемотанной головой, принес на разделочной доске хлеб, сыр, бледно-розовые кругляши колбасы-варенки и треугольную упаковку кефира, сказал извиняющимся тоном:

— Ты голоден? Вот.

Он просунул угощение под дверь и объяснил:

— Мы договорились между собой и всем говорим, что это не я застрелил преступника, а ты из моего табельного оружия. Меня типа по голове тюк, я упал. Ты пистолет хвать, ну и все.

Что ж, ожидаемо. На камерах-то зафиксировано если не все, то многое. Табельное оружие в руках постороннего, тем более задержанного — должностное преступление.

— Там журналистов понаприехало — мама родная. И начальства какого только нет. Вроде тебя хотят видеть.

— Кто? Начальство? — насторожился я.

— Журналисты.

— И что мне можно будет рассказывать кроме того, что вас по голове ударили?

— Правду. Очнулся — гипс. — Он виновато пожал плечами.

Я представил, как будет выглядеть правда из моих уст. Дорогие граждане! Я, гость из мира победившего капитализма, которому высшая сущность дала второй шанс и два таланта и переместила сюда… Доктор, куда вы меня ведете? Что это за инъекция?

— Просто иначе… — продолжил оправдываться Гаврилов. — Ну, если всю правду… Табельное оружие, виноват. Но подвиг мне приписывать нечестно.

Моя челюсть с шумом упала на пол. Хотелось переспросить, не ослышался ли — я готов поверить в богиню, в перерождение, в беременную от инопланетян бабку, но не в это.

Мент говорит «нечестно» и отказывается от халявного подвига, а значит, и от премий, звезд на погонах и орденов? Твою мать, что за рафинированный мир? «Не надо мне рассказывать про честного мента, ментов я разных видывал, но честных — никогда». Раки на горе животы надорвали. Земля, икнув, сменила полярность. Они тут все такие? Или только Гаврилова в детстве головой вниз часто роняли?

Я представил себя, эдакого бомжа, окруженного журналистами, и выругался. Мент понял мою злость по-своему, похлопал по плечу и сказал с придыханием:

— О тебе теперь в газете напишут. По телеку тебя покажут. Хорошо же! Конечно, если нечего скрывать. — Он подмигнул. — Я за одеждой для тебя.

Пока его не было, я набросился на колбасу, откусил кусочек, зажмурился. Надо же, столько лет прошло, а я помню ее вкус! Докторская, настоящая! Сыр удивил, это был очень приличный пармезан или нечто похожее. Я покрутил в руках треугольник кефира и зубами оторвал верхушку. Ммм, как в детстве!

Однозначно, жизнь налаживается. Теперь они просто обязаны меня отсюда выпустить.

Вскоре вернулся Гаврилов с Тыриным, капитан протянул мне черные брюки, я поискал взглядом, где можно переодеться, и плюнул. Они меня голиком видели, вот же проклятая зажатость! Брюки оказались коротки. Менты переглянулись, и Тырин сказал:

— Сойдет. По пояс будет фотографироваться. А футболка пусть эта остается.

— Ему бы причесаться, тащ капитан, — проблеял Гаврилов, но тот махнул рукой и обратился ко мне: — Ну что, Александр, готов?

Я кивнул, пятерней пригладил жесткие непослушные волосы.

— А откуда вы знаете мое имя… как?

— Идем. Товарищ майор потом расскажет. А зовут тебя, короче говоря, Александр Нерушимый.

По базе пробили? Но это невозможно, я только появился в этом мире. Или божество позаботилось и создало мне прошлое?

Мы поднялись на второй этаж, Тырин постучал в дверь с табличкой «Начальник отделения», и мы вошли в кабинет, где на стене висел все тот же неведомый вождь.