Книга Fxxxing caнсара, страница 8 – Анастасия Панюшкина

– Джереми, что у вас вчера произошло? Почему ко мне пришла Лили и попросила переселить её. Видите ли, она хочет перемен!

– Тебе не из-за чего волноваться, – как обычно на расслабоне ответил ей Джереми, – просто Марк задает много вопросов.

– Марк? Я ещё тогда заметила, что он не готов мириться с этой действительностью. Нужно что-то предпринять. Мне не нужны мятежники и бунтари. Там, где мы стояли, не было видно выражения лиц, но по тону голоса было понятно, что Ханна напряглась. – А что его друг Том? Он поддерживает Марка?

– Ой. Том. О нём точно переживать не стоит. Мы с ним разговаривали после инцидента, и он ясно дал понять, что не заинтересован в прошлой жизни.

– Ну хоть это радует. Но всё равно, Лили захотела перемен. Ты слышишь, Джереми, – перемен, – последнее слово она произнесла по слогам, – ты знаешь, что это значит.

– Ой, да брось, если Марк мятежник, то мы с тобой принцессы. Не парься, он, как и другие, начнёт потихонечку всё забывать.

– Я не могу ждать, когда это произойдет, нужно что-то предпринять.

– Попроси Шона больше заниматься Марком. Пусть тоже рисует небо, почувствует себя значимым, быстрее угомонится. Тем более мне так нравится наблюдать, как ты манипулируешь Шоном, – Джереми притянул к себе Ханну и обнял её за талию, – Этот дурак сделает всё, что ты попросишь, – после этих слов Джереми страстно поцеловал её в губы.

– Вот это поворот, – вырвалось у меня.

Шон стоял в шоке. На нём не было лица. Он молча ушёл.

После этой ситуации я для Шона стал невидимым. Он перестал делать вид, что я ему интересен, как ученик. Мне было обидно осознавать, что я стал жертвой несчастного треугольника. Но ещё обиднее было то, что Том не разделял мою позицию касаемо воспоминаний. Я решил поделиться с ним услышанным.

– Том, ты не поверишь, что сейчас произошло! – с такими словами я зашел в нашу общую гостиную.

Он сидел на диване и перелистывал старый журнал о кораблях.

– Удиви меня, – я проигнорировал его безразличный тон.

– Джереми и Ханна встречаются! А ещё Ханна считает меня мятежником.

– Ты что, следил за ними?

– Нет, Шон следил. Какая разница? Не хватало, чтобы ещё меня журналист осуждал. Ты вторую часть не расслышал? Меня считают мятежником! Меня! Прикинь?

– Я думаю, ты преувеличиваешь.

– Нет, Ханна сама так сказала.

– Ну, не знаю, мне кажется ты не мятежник, а дурак, который предпочитает страдать по своей жизни, когда ему выпадает шанс начать всё с чистого листа.

– Я смотрю ты-то уже начал жизнь с чистого инертного листа.

– Джереми сказал, что отсутствие эмоций – это временно.

– Том, подумай, ты можешь стать бунтарем, как я.

– Зачем? Я не хочу, – он и раньше не отличался яркой эмоциональностью, а сейчас было чувство, что я разговариваю с роботом.

– Ладно, не хочешь, как хочешь.

Мои дни проходили однообразно, серо, угрюмо. Какие ещё существуют прилагательные описывающие монотонность? Перечислять их и то интереснее, чем то, чем я занимался. Я не мог понять причины раздражительности, а рисование не помогало мне справиться с этим досадным чувством. Я всё время ходил с кислой миной, и моё поведение больше походило на поведении Лизи. В какой-то момент её сестра не выдержала:

– Я больше не могу смотреть на твое страдающее лицо. Нам не хватало ещё одного агрессора. Все идём в бар.

– Что? Бар? Да вы шутите! И вы молчали раньше?! – я уставился на неё. В этот момент я думал, какого хрена они скрывали это от меня, что ещё утаивают?

– Бар работает только тогда, когда музыканты готовы, – прокомментировал Джереми.

– Что? Музыка? Кажется, я её не слышал целую вечность! Ох, вот бы сейчас пивка с орешками, – простонал я.

– Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? – воодушевленно спросил Том.

– Может быть, у меня получится взять интервью у музыканта? – я передразнил интонацию Тома. – Боже, как он меня раздражает, – громко думал я, – Э-э, блин, я не об этом хотел подумать.

– Нет, именно это. Я, в отличие от тебя, нашёл своё место, – Том произнес это со снова появившимся безразличием.

Мне нечего было ответить ему. Мы двинулись в путь. Оказывается, в городе живет столько людей…Все они шли в сторону бара. Удивительным было то, что бар был на крыше. Обычно люди не собирались на открытых площадках, но такое количество невозможно уместить в одной гостиной.

Мы протиснулись к стойке, и я с улыбкой на лице сказал бармену: «Наливай». Он принял мой заказ и выдал мне кружку. Я сделал глоток и тут же всё выплюнул. Во-первых, эта была вода, а во-вторых, я не мог пить её!

– Это для антуража, – сказала Лизи, я кивнул ей в ответ.

Главный музыкант начал палкой херачить по какой-то трубе, и все тут же замолчали.

У него не было микрофона и инструментов, он просто начал петь. Я не смог скрыть своего разочарования, но потом появился второй музыкант и начал задавать ритм хлопками, потом к ним присоединился бармен, стуча по барной стойке своей кружкой. И так каждый по очереди начал присоединяться, Лизи и Лили начали подпевать, Джереми и Том хлопать в ладоши, а я бить стаканом по барной стойке. И в этот миг меня отпустило, я почувствовал общность, и моя идентичность на несколько мгновений испарилась. Я почувствовал себя по-другому. Да, я занимаюсь тем, чем хочу, и мне не нужно париться по поводу финансового обеспечения. Мне не нужно беспокоиться о многих бытовых вещах, но именно это делает меня таким пустым. Я привык, что через удовлетворение физических потребностей я заботился о себе, занимал себя и чувствовал разнообразие жизни. Проблема была налицо, и я ничего другого не мог придумать. Пение и ритм унесли меня далеко от своих проблем, и я смог расслабиться.

– Прости, Том. Я не хотел тебя обидеть, во мне сидит эта пустота, и я не знаю, как от неё избавиться. Вы все выглядите такими счастливыми, и никто из вас не хочет вернуться в свою прежнюю жизнь.

– Да, Марк, я тебя понимаю, но ты никогда не избавишься от этой пустоты. Пока ты избегаешь этого чувства и пытаешься наполнить себя всем, чем попало, она только будет больше разрастаться. Ты прав, что на земле ты заполнял пустоту через тело, но его здесь нет… И тебе не надо притворятся, что твоя жизнь чего-то стоила, отпусти её наконец. Начни сначала.

Мы вернулись в свою коммуну и разошлись по комнатам. Этим вечером мне не удалось сомкнуть глаз. «Интересно, что сейчас все делают?» Я вышел на улицу, чтобы оглядеться. Ничего не изменилось, солнце так и не село. Моё время пришло. А вместе с ним и способность слышать то, о чём думают другие. Оказалось, это не так интересно. Это было похоже на мыслительный рой, вслушиваться в слова было совсем неинтересно. К таким звукам быстро привыкаешь и даже не отвлекаешься на них.