Онлайн книга «На голубом глазу»
|
– Лина! Выкини их! – Чего?! Они дорогие и нужны мне! Это бады! – Шесть кило бадов на неделю?! В турецкую тюрьму захотела?! Думаешь, на просвете багажа к ним не придерутся?! – Это все равно, что сода. Мне соду нельзя с собой везти? – Купишь там свою соду! Ты погрнацов спровоцируешь! – пробовала я открыть крышку чемодана, проверив сколько килограмм соды она запихнула в двадцать разрешенных кило. – У меня глаз! И челка! Давай без твоей соды! Или мы никогда не попадем на чертову свадьбу. – А что у тебя с челкой? – рассматривала она десять невидимок, которыми я заколола недочелку, зачесав ее надо лбом. – Ты на спор что ли? – прикрыла она рот рукой, чтобы не расхохотаться мне в лицо. – В салоне. – Не ври! – Стилистка с кадыком подстригла за тридцать восемь тысяч, еще и феном в глаз волос надула. Я вытащила его в метро. Как будто кусок мозга отковыряла. Длинный, склизкий, горячий был… – Хватит! Перестань! – отбивалась она от меня своими бадами, – гадость! – Еще ты с содой. – Ладно, – согласилась она, – но только половину! Я выкину фасовку, а коробки с инструкциями и банки оставлю. Турецкая тюрьма – тоже опыт. – Не становись Цветковой, – фыркнула я, – это её фишка быть беспросветной оптимисткой. Да, Лина всегда была смелее меня, но никто не мог переплюнуть Диану. «Завтра ливень, пляж отменяется», слышит Диана и отвечает, «отлично, устроим вечеринку в мокрых майках!» «Завтра тебя уволят», ответ Дианы, «супер! Я давно хотела сменить род деятельности и боялась уволиться сама!» «Завтра ты потеряешь миллион», она «Спасибо Господу, что взял деньгами!» Диану невозможно расстроить, удивить, и тем более увидеть плачущей. То ли у нее какие-то правильные эндорфины, то ли какие-то супер бады, которые и не снились Лине. Загадка вечного оптимизма Дианы стала белым китом для Лины. Она мечтала разгадать ее, мечтала стать такой же, мечтала рубить на продаже сакрального знания бабло. Да и кто мог бы поспорить, что жизнь походила бы на какую-то утопию, будь все мы, как Диана – успешными, здоровыми, красивыми, полные идей, целей, что делают мир лучше. Я косилась боковым зрением (хорошо скрываемым под темными солнечными очками) на всех патрульных собак аэропорта – натасканы ли они на соду, бады и муку? Сама даже стиральный порошок не взяла – потому что, анализировала, потому что почти «предвидела», что будет поступи я так. Шагнешь с бэйс-джампинга – не жалуйся, что виноват канат, оказавшийся перетёртым и изношенным. Нырнешь к акулам – не ной, что прутья слишком широки, когда челюсти откусят половину бедра. Выпьешь алкоголя с незнакомцем в клубе – не удивился, что проснулась в Юго-Северо-Западном Бутово без трусов и кошелька. Действие равнялось следствию. Принимая решения, подписываешь договор, не имея претензий к последствиям. А я не любила сомнительные юридические сделки и потому не рисковала лишний раз. – Снимите очки, – попросил меня таможенник, восседающий за стеклом на паспортном контроле. – Кто? Я? – А тут есть кто-то еще? – Простите, у меня глаз… пострадал. – вскинула очки на голову. – Я капаю антибиотики. – озадаченно уставилась на него, видя, как Лина прошла досмотр за пару секунд со своими парой кило соды под мышкой. Теперь они сидела на корточках возле овчарки и спаниеля в пограничных шлейках, натирая их пушистые уши. Таможенник смотрел то в мой паспорт, то на меня. То в паспорт, то на меня. – Я вчера подстриглась. Распустить чёлку?.. – Следуйте за мной, – вышел он, выключая компьютер и свет в своей стеклянной кибитке. – Куда? – На досмотр. – Зачем? Я в отпуск еду! У меня даже порошка с сбой нет. Стирального! – побыстрее добавила я. – Следуйте. За. Мной, – вышел он из кабинки, включая красную лампу под негодующие перегляды очереди, уже записавшей меня в разыскиваемую КГБ беглянку и преступницу, которой не позволили пересечь границу страны. – Вы везете с собой фрукты, насекомых, семена? – спрашивал он, пока мы шли служебными белыми коридорами. – Насекомых? Не знаю, у меня на кухне муравьи развелись, – расстёгивала я чемодан ручной клади на столе, куда он ткнул пальцем, – если какой-то сам заполз. – Растения, продукты питания, вазелин? – Вазелин?.. А в Турцию нельзя вазелин провозить? – вспоминала я содержимое косметички. – Больше ста миллилитров нельзя, – отложил он в сторону тюбик с новинкой моей конторы, конечно, оказавшейся среди вещей. – Это образец нашей фирмы. Я работаю в косметической компании. Закончив трясти багаж, последней вещью которого стал купальник с рукавами и шортами, он спросил: – Дайвинг? – Да, – ответила я, решив, что не готова объяснять мужчине за сорок, почему я вполне себе худая и стройная, стесняюсь раздеваться на людях. – Какое у вас разрешение? – Виза? – Для дайвинга? – Open Water Diver. Я сдала экзамен, погружаясь в озеро, а там на дне было… – Ясно. Сядете? – спросил он – В тюрьму? – На стул! – кинул он. – Сяду, – пожала я плечами до сих пор не понимая, что происходит и за что меня «задержали». – Вам знаком человек по имени Марк Юрьевич Зыков, тыща-цот-ностого года рождения? – вытянул он фотографию Марка – портретную, как с выпускного альбома или поминального мраморного камня. – Тыща чего? – Девяностого. Мы все на курсе были девяностого года рождения. И Зыков тоже. – Марк Зыков… учился на параллельном со мной. Я не видела его четыре года, а что? Он умер?! – схватилась я за сердце. – Почему сразу умер, гражданочка? – Вы сняли меня с рейса! – хваталась я за подлокотники стула, ходившие ходуном, – обыскали, напугали, вазелин изъяли! А он от отёков! Фоткой Марка в меня тычете! Где он? Что с ним случилось? – Успокойтесь, – достал таможенник из тумбочки корвалол и накапал мне в пластиковый стаканчик, – с Зыковым ничего не случилось. Это он случился. Звков в розыске. В международном розыске. – Марк? – выпила я капли залпом, – да вы что! Он же… звезда универа! Играл на флейте, знал язык жестов, – перегнулась я через столешницу к таможеннику, лупя на него красные прожилки воспаленного глаза, – он на языке жестов диплом защищал! В газете писали. В районной. По северному АО, а вы тут с его фоткой… И при чем тут я? – Ваше имя обнаружено среди контактов в его записной книжке. |