Книга Трущобы империй, страница 28 – Василий Панфилов

– Это война богатых, в которой сражаются бедные, – ответил Алекс, встав с места. Едкую реплику оценили, одобрительно хлопая и свистя. Попаданец молча раскланялся с залом и сел, толкать речи нет никакого желания.

Брякнешь ещё что-то… Одно дело, озвучить мысль, витающую в воздухе и поддерживаемую так или иначе большинством. Длинные же речи опасны тем, что легко войти в раж – по крайней мере, такую особенность бывший студент знал за собой.

Тему призыва обсуждали недолго и сошлись на том, что он Не по совести.

– Ежели хотят воевать за справедливость, так пусть и воюют те, кто считает эту войну такой, – встал один из ирландских делегатов, – мы её такой не считаем.

– Война за отмену рабства всегда справедлива, – перебил его Зорге.

– Да? Почему тогда рабство отменили только в Южных Штатах ^[62]? – С явной иронией спросил ирландец, – или это совсем другое дело?

– Другое, – невозмутимо парировал Зорге, – мы прекрасно понимаем, что Линкольн далёк от идеалов человеколюбия, но он вынужден идти в правильном направлении. Медленней, чем хотелось бы всем нам, но в целом его Республиканскую партию можно назвать наиболее отвечающей интересам рабочего класса.

– Мистер Зорге, – с трудом сдерживая гнев, начал ирландец, – я понимаю, что вы мыслите стратегически – даже не на годы, а на десятилетия вперёд! Но что нам делать сейчас? Как кормить детей? Именно Республиканская партия Линкольна ведёт войну, на которую объявили призыв всех, кто не способен заплатить триста долларов ^[63]. Промышленники Севера, почти поголовно состоящие в Республиканской партии или поддерживающие её, наживаются, а мы… Да что я буду говорить!? Все присутствующим хорошо известно, что доходы фабрикантов после начала войны выросли многократно, а доходы рабочих – упали почти в четыре раза!

В зале раздался одобрительный гул, ирландцы и немногочисленные присутствующие здесь англосаксы поддержали выступление. Немцы же по большей части встали на сторону Зорге.

– Тишина! Тишина в зале!

Сломав молоток и сорвав горло, членам президиума всё-таки удалось успокоить зал.

– Хорошо, мистер О'Брайан, – обратился к выступавшему Дуэ, – что вы предлагаете?

– Идти своим путём, что же ещё?

Ирландец развёл руками и огляделся – дескать, ну все вы слушали, какой глупый вопрос. Алекс невольно восхитился – мужчина держал толпу мастерски, на уровне Жириновского, только без эпатажа последнего.

– Конкретней, – не сдавался Дуэ.

– Конкретней? Хорошо… Почему мы должны поддерживать республиканцев? Потому, что Линкольн в перспективе более прогрессивный политик? Может, пора начинать отстаивать собственные интересы здесь и сейчас, без оглядки на далёкую перспективу? Если всё время глядеть вдаль, можно просмотреть происходящее у себя под носом. Лицо О'Брайена приняло неожиданно ехидное выражение, и он процитировал, прикрыв глаза:

– Горизонт – это воображаемая линия, в которой небо соединяется с землей и которая удаляется от нас по мере того как мы пытаемся к ней приблизиться. Может, пора сосредоточиться на Здесь и Сейчас?

– Политическая воля, выражаемая неуклонно и последовательно, принесёт много больше, чем рывки за сиюминутными интересами, – отчеканил Вейдемейер холодно и непримиримо, глядя на оппонента сощуренными глазами.

– Так вам в Большую Политику хочется играть, – протянул ирландец, – масштаб подавай… Спорить не буду, дело нужное. Но вот что нам делать сейчас?

Прения оказались интересными, Алекс и не ожидал, что политика может быть такой захватывающей. Он осознавал, что это скорее из-за нехватки зрелищ, особенно болезненного для человека из двадцать первого века. Сказывалась и сопричастность к чему-то серьёзному.

Фред и вовсе аж горел, для него выступления делегатов актуальны. Выходец из трущоб постоянно сталкивался с несправедливостью мира, а тут люди, которые пытаются бороться с этим!

Выйдя из помещения, парни отошли в сторонку и… быстро стряхнули с себя азарт сопричастности, понимающе переглянувшись.

– Мистер Смит, – Алекс повернулся на звук девичьего голоса, удивительно мелодичного. Перед ним стояла очаровательная девушка лет шестнадцати. Округлое лицо с маленьким аккуратным носиком, затенённые длиннющими тёмными ресницами большие серые глаза, и рыжеватые волосы – типичная ирландка, только что очень хорошенькая. И какая-то… славная.

– Я Лира О'Брайен, мой отец выступал сегодня, с гордостью за родителя сказала она, – как вам наше собрание? Вы ведь ещё придёте?

– Да, – Алекс закивал, не отрывая взгляда от засмущавшейся девушки, – обязательно приду.

Короткая беседа быстро прервалась потоком выходящих из здания людей и Алекс приподнял цилиндр, прощаясь с девушкой.

Идя к конке, он несколько раз оглянулся, пытаясь поймать девушку взглядом. Но толпа надёжно скрывала её, и Кузнецов пару раз споткнулся о выбоины в мостовой, не упав только потому, что его подхватывал Фред.

– Какие у неё глаза, – мечтательно сказал парень, – ты видел, Фред?!

– Ангард ^[64], – скомандовал Жермен, и Алекс привычным движением поправил фехтовальную маску, вставая в позицию. Последовал выпад француза – нарочито медленный, попаданец легко парировал его. Далее последовала серия таких же нарочито медленных движений француза, завершением которых стал укол в маску.

– Чёрт, – выдохнул через полчаса мокрый от пота парень, стягивая маску, – ведь всё понимаю, скорость у меня выше, но не могу!

– Думать, – улыбнулся француз в прокуренные, жёлтые от табака усы, – думать надо. Фехтование – это как… шахматы со шпагой, только здесь ты должен реагировать моментально, нет времени думать над каждым ходом.

– Полезное умение, – признал Алекс, – наверное и в обыденной жизни не лишнее.