Онлайн книга «Повелитель и пешка»
|
Серые глаза широко раскрылись, тонкие бровки полезли вверх. – Ты все это время думал, что я старуха? А я-то боялась, что ты ко мне приставать начнешь… Обр взял красную сморщенную лапку с тяжелым кольцом на безымянном пальце, поднес к лицу, чтоб рассмотреть поближе. – Чего у тебя с руками-то? – С руками? – Анна осторожно отняла руку, поглядела на нее задумчиво. – Ну, я же на людей работаю. Мало ли что делать приходится. То стирать-полоскать, то рыбу солить… Соль, она едучая. Да у нас на рыбацком конце у всех руки такие. – А одежа? Тряпки эти старушечьи откуда выкопала? – А что одежа… Ношу, что люди дадут. У нас люди добрые, сирот жалеют. Вот, юбку и платок почти новый тоже отдали. А рубашка моя. Мамино приданое. Мама у меня белошвейка была. Для хороших домов шила. Красиво, правда? Оправила складочки, обдернула юбку, повернулась кругом, слегка приподняв длинный подол. – Страсть как красиво, – согласился Обр, смутно подозревая, что от него ждут чего-нибудь в этом роде. Новых башмаков добрые люди сироте не отдали. Под юбкой оказались не очень чистые босые ножки. Маленькие, тесно сжатые детские пальчики. Чтоб не глядеть на них, Обр отступил к широкому окну, одним махом взлетел на подоконник, устроился в оконной нише. – Красиво-то, оно красиво. А вот что мы теперь делать будем? Девица Анна вздохнула, чинно уселась на табуретку, аккуратно сложила руки на коленях. – Так это очень просто. Дел сколько хочешь. Во-первых, крышу залатать надо. Потом щели в доме заделать. Еще огород вскопать. Одной мне не по силам было, а вдвоем справимся. Сажать поздновато немного, но ничего, лето теплое будет – все вырастет. Свои овощи заведутся – голодать не будем. А еще лодку починить. Ты конопатить умеешь? Вар у соседей попросим, а пеньку я уж давно запасла. Будет лодка – будет рыба. Я отцовские места знаю. Наймусь на солеварню, за работу солью возьму. Наловим – себе насолим, остальное продадим. Обр внимал этим хозяйственным речам с приоткрытым ртом как некоему загадочному пророчеству, но при слове «рыба» встрепенулся и сказал: «Нет!» – Что нет? Конопатить не умеешь? – Не умею, – честно признался Хорт, – и крышу чинить не умею, и огород. А если съем еще хоть одну рыбу, у меня жабры прорежутся и хвост вырастет. – Да ты не огорчайся, – утешила его Анна, – научишься. Жить-то надо. – Ты че, правда думаешь, что я с тобой жить буду? Ты вообще соображаешь, что наделала? Или в самом деле так замуж приспичило, как ты им там расписывала? – Нет. Замуж мне еще рано. Я слабая. Тяжелую работу делать не могу. Хвораю часто. – Но тогда зачем? Анна подняла на него серые глаза, полные чистосердечного изумления. – Они бы тебя убили. – Ладно. Я твой должник, – признал Обр. – Потом сочтемся. Но ведь я-то здесь не останусь, все равно уйду. – Если уйдешь, тебя снова ловить начнут. – Не поймают. – Однажды уже поймали. – Случайно. Не повезло. Так вот, пойми своей глупой головой, я уйду, а тебе здесь жить. С этими… – Он мотнул головой в сторону площади. – Тебе же никакой жизни не будет. Загрызут. – Ну что ты. У нас в городе люди добрые. А разве тебе у меня было плохо? Ушел – и сразу вон чего сталось. Обр уткнулся подбородком в сцепленные на колене руки. – Плохо ли, хорошо ли, а я как всякий поганый смерд жить не стану. Я Хорт. – Я знаю. – Да что ты знаешь-то?! Мы, Хорты, – начал он и подавился словами. Все, сказанное ему утром, все, о чем он просто не успел подумать, вдруг встало перед ним во всей своей ужасной сути. Будто туман разошелся, и он увидел это… Ряды виселиц в Больших Солях. Блеск серьги в ухе мертвого Германа. Кровь на лице Маркушки. Нет больше Хортов. Да, его никто особенно не любил. Да, о последыше Свена вспоминали, только когда ему удавалось учинить какую-нибудь удачную пакость. Не вернись он однажды в Укрывище, никто бы и не заметил. Но все же они всегда были за его спиной. Дед и отец, дядья и братья. Семь поколений воинственных предков. Могучий, опасный род Хортов, готовый вступиться за любого из своих и жестоко отомстить за малейшее оскорбление. И вот теперь он остался один, один против всего мира. Как вчера в Укрывище. Как сегодня на площади. Вырваться бы отсюда. Бежать, двигаться, нестись сломя голову… Обр всем телом прижался, приник к оконной решетке. Стекла не было. Сырой воздух беспрепятственно вливался внутрь, холодными каплями оседал на разгоряченном лице. А Маркушка… Ведь его тоже. Не будет больше ни кривой ухмылочки, ни рассказов, ни гостинцев, принесенных из Больших Солей, ни руки, отвешивавшей отеческие подзатыльники и изредка трепавшей Обра по волосам. Стоя на коленях на подоконнике, Обр вцепился в решетку, рванул изо всех сил. Решетка даже не звякнула. За решеткой бушевала черемуха. Маленький садик, зажатый в углу меж двух кирпичных стен храмовой ограды, до краев был полон дрожанием мокрых веток, цветочным запахом, белой цветочной пеной. Выбраться. Нырнуть с головой в сырую прохладу. Руки сами напряглись, разгибая прутья. Фигурные украшения в виде замысловатых завитушек впились в ладонь, сдирая кожу до крови. Сзади что-то стукнуло. Обр оторвал от решетки саднившие ладони, вытер о рубаху, медленно обернулся. Посреди горницы валялась упавшая табуретка. Рядом, бессильно откинув руку с тяжелым кольцом, лежала девица Анна. – Эй, ты чего? Никакого ответа. Больше всего Обра напугали открытые, совершенно пустые глаза. Мигом слетев с подоконника, он навалился на дверь, которая, разумеется, не поддалась. Хорт забарабанил по ней руками и ногами. Внезапно толстые доски двинулись прямо на него. Он отскочил, едва не получив по лбу, и с опозданием сообразил, что дверь, похоже, и не была заперта. На пороге возник отец Антон в своей потрепанной ряске, поглядел вопросительно и тут увидел Анну. – Что ты с ней сделал?! – Ничего, – растерянно сказал Обр, – мы разговаривали и все. Честно. Ничего такого. Отец Антон сгреб Анну в охапку, развернул к себе, принялся торопливо похлопывать по щекам. – Нюсь, – позвал он, – Нюся! Чего ж ты сомлела-то? Сроду за тобой такого не водилось. Этот тебя напугал? – Нет, – шепнула Анна, – не пугал он меня… я не знаю… что-то голова закружилась… – Да ты ела сегодня? – Ела. А как же. – Врешь. А это грех. Когда ты в последний раз ела как следует? – Да я… – Лучше не ври. Красиво выходит, как я погляжу. Последний месяц ты работала с утра до вечера, за день в два, а то и в три места норовила поспеть. Платили тебе, конечно, мало. Дурочку обмануть – дело нехитрое. Но ведь платили же – где едой, а где и деньгами. Голодать ты не должна. Я думал, ты на новую обувку копишь. Однако обновок у тебя никаких не прибавилось, да и еда, выходит, впрок не пошла. Так где ты прятался, парень? |