Онлайн книга «Повелитель и пешка»
|
Нет! Нечестно это! Несправедливо! Не место ей в общей могиле. Обр знал, что правого суда и справедливости ждать не стоит. Все равно не дождешься. Но это же Нюська… Радость земная. Свет поднебесный. – Помогите! – сказал он неизвестно кому, и голос увяз в темноте, как в болоте. – Не для себя прошу. Для нее. Не заслужила она такого. Я знаю, меня никто слушать не станет. Да мне самому ничего и не надо. Но ей, кроме меня, надеяться не на что. Сказал и замер. Больше он ничего придумать не мог. Слова кончились, а темнота осталась. Нет правды, и справедливости нет. Черным-черно внутри и снаружи. Лишь издали тихо-тихо донесся глухой вздох ветра. Первый привет от надвигающейся бури. Да еще какие-то вопли наверху. Орала кошка. Мяв был громкий, противный, с оттяжечкой. Аж в ушах засвербело. Обр удивился, как это не слышал его раньше. – М-я-а-а-у! Ми-а-а-а-а-у! Сидеть и скорбеть под эти вопли не было никакой возможности. – Чтоб ты сдохла, – пробормотал он, поднялся и ощупью, все время натыкаясь на что-то, побрел на звук. Хоть кошку выручить. Или придушить, чтобы не орала. Всеми правдами и неправдами, разгребая склизкое гнилье, цепляясь зубами за воздух, не раз и не два напоровшись на ржавый гвоздь, вылез, выцарапался наконец туда, где было немного светлее. Недостроенный корабль завалился на бок, левый борт обратился в крышу, сквозь которую с трудом пробирался снежный отсвет долгой зимней ночи. В бывшем трюме громоздились груды когда-то припасенной для конопаченья пеньки [47]. От времени она местами сгнила, местами слежалась, превратившись в сухую труху. Возле самой большой, до потолка, груды ходила тощая белая кошка. Она больше не орала, а громко мурлыкала. Обр пошатнулся, будто снова получил по носу. Даже кровь опять пошла. Кошка терлась о торчащую из-под пеньки худенькую руку. Глава 4
Нюська и вправду была горячей, как печка. А руки и босые ступни – ледяные. Обр вытащил ее из-под трухи и прелых волокон, притиснул крепко, как мог. – Ох, – прошептала она, не открывая глаз, – вот я тебя и нашла. – Дура! – рявкнул Хорт. – Это я тебя нашел. – Нет, я! – заупрямилась Нюська. – Я бежала к тебе, бежала… Обр усадил ее рядом на пеньковую кучу, торопливо ощупал, цела ли. – Ты зачем из дома ушла? Нюська вздохнула, пристроила голову ему на плечо. – Тебя искала. – Зачем?! – Сказать хотела… – голосок угас, замер. – Что сказать? – слегка встряхнул ее Хорт. Только бы сознание не потеряла. Пусть лучше болтает. – Тебя погубить хотят. Частое горячее дыхание жгло щеку. Бредит, конечно. – Кто хочет? Князь? – Не знаю. Привиделось мне…. Ведь ты никого не убил? – Нет. Не убил, не ограбил, вдов-сирот не обижал. Занят был очень. Все тебя искал. – А мы пойдем домой? Ведь мы не дома? – Нет. – У меня все спуталось как-то. Иду-иду, а дороги все нет и нет… кисонька плачет… бедная… тут страшно очень… вот я и спряталась. – Молодец, – похвалил Обр, – очень хорошо спряталась! Ты у меня такая, нигде не пропадешь. А теперь пошли домой. Как это сделать, он не знал, но не век же здесь сидеть. Кое-как поставил девчонку на ноги, закинул ее руку себе на шею и повел потихоньку, заставил карабкаться вверх, туда, где свету побольше. – А как же кисонька? – забеспокоилась Нюська. – Найдем и кисоньку, – пообещал Хорт, – после найдем. Кошка куда-то делась, и гоняться за ней он не стал бы за все золото мира. * * * Даже самая легкая и тощая девчонка что-нибудь весит, особенно если приходится тянуть, тащить и подталкивать ее, пробираясь почти в полном мраке по трясущимся ступенькам, сквозь дыры в стенах по узким, неизвестно куда ведущим коридорам. Нюська слушалась, но почти ему не помогала, поэтому колышущийся впереди свет он увидел не сразу, а когда увидел, было уже поздно. Двое. Нет, трое. У первого фонарь. Воровской, с железной заслонкой. Заслона приоткрылась, и острый луч ударил прямо в лицо. Обр так отвык от света, что даже жалкий огонек заставил его зажмуриться. Но запах он чувствовал отлично. Ядреный мужской пот, первосортная бражка, лук, редька. Обр подался назад и, усадив девчонку у стены, прикрыл ее собой. Нож выхватил, но держал пока за спиной. Вдруг все еще обойдется мирно. Нет, не трое. Гораздо больше. Сзади в тесном проходе маячили еще головы. – Опа-на-два! Эт че такое? – прошипел тип с фонарем, подняв его повыше. – Че-че, – хохотнул его спутник, которого Хорт никак не мог разглядеть из-за бившего в лицо света, – прирезал девку и теперь ищет, где бы труп спрятать. – Не, она живая еще. Гляди, шевелится. – Запалит он нас, – резко сказал некто, явно главный, – кончайте их. – Да побыстрее, – добавили сзади, – а то жрать хочется. Ой-ой-ой. Плохо-то как. Настоящие «деловые». Эти церемониться не будут. – Шли бы вы, добрые люди, к своему месту, – тихо и вежливо предложил Оберон. – Я вас не видел, вы меня не видели. А нож вытянул из-за спины, постарался, чтобы длинное лезвие сверкнуло в свете фонаря, ловко, с переворотом перебросил из руки в руку. – Хороший ножик, – одобрили во мраке за фонарем, – мой будет. – Отчего же твой?! – возмутился хозяин фонаря. – А мне сапоги, – встрял еще кто-то. – Да кончайте его! Хватит трындеть! Смерть как жрать хочется. – Ну валяйте, подходите! – мрачно предложил Обр. Их, ясное дело, много, но проход-то узкий. Двоим и то не развернуться. Эх, если бы не Нюська… – Так-так-так, – весело донеслось сзади, – опять чего-то делят и опять без меня… Ух ты, еж рогатый, против шерсти полосатый! Как стоишь, дурень, как перо держишь?! Растопырился, как кура на вертеле! Ноги у Хорта подкосились, так что пришлось прислониться к стене. Нож сам собой выпал из ослабевшей руки. – Маркушка, – прошептал он. – Маркушка, ты живой? * * * – Ты лопай, лопай, – приговаривал Маркушка, похлопывая Обра по спине, так что проглоченная еда едва не вылетала обратно. – Золото, а не парень. Сам его всему выучил. Такой и на дыбе не расколется. Хорт кивнул, подтверждая свою надежность, и старательно впился зубами в свиную ножку. Он понимал: надо помалкивать. Пусть старый вор отдувается. Ему виднее. – Головой за него ручаешься? – спросил Корень. |