Онлайн книга «Крылья»
|
– Ты не очень-то, – послышался над ухом встревоженный голос Варки, – не принимай близко к сердцу. Зиму перетерпели, весну пережили… Радоваться надо. – Не умею я, – пожаловалась Фамка, – терпеть – умею, а радоваться… – Ладно, давай вместе, потихонечку. Только не жалей их… Пустое это дело – жалость. Щас мы их разбудим. Проснутся как миленькие. – Разбудим, – углом рта улыбнулась Фамка. Ланку никакие сомнения не мучили. Яблоня, которую она, кокетливо поглядывая на Илку, обнимала как любимого друга, уже шелестела легкой кружевной листвой. * * * – Верно ты сказала, теть Тась, болезнь болезни рознь. Так сразу ничего не выйдет. Тут одними примочками не обойдешься. Тут думать надо. – Подумай, милый. Мне спешить некуда. Придумаешь – скажешь. Тетка Таисья ласково погладила его по спине и вдруг отдернула руку. – Это что же… слышь, Рарка… Да как же это? – Да так, теть Тась. Чужую беду руками разведу, а на свою – сижу да гляжу. – Теть Тась, – заорала Жданка, решив срочно вмешаться, – чегой-то я не пойму, где тут морковь, а где нет. – Ой, горе, – шептала тетка Таисья, забыв про морковь, – ой, беда-то какая. Самая смерть пришла. Пропали мы. И без того то холода такие, аж птицы на лету падают, то метет неделями, то сушь страшная, то в августе снег, то в июне мороз, то пришлые грабят, мужиков невесть куда забирают, то поветрие, то пожары… – Нет, – резко оборвал ее крайн, – я пятнадцать лет внизу меж людей терся, так я тебе вот что скажу: вы тут настоящей беды и не видели. – Коли так, чего ж ты там делал, пятнадцать-то лет? – всхлипнула тетка Таисья. – Ох, и чего я только не делал, – вздохнул крайн, – и бродягой был, и конюхом, и каторжником. Травником в войске самозванца, писарем при штабе Его Величества, музыкантом трактирным в Больших Лодьях, учителем аж в самом Липовце. – Где это? Я и не слыхала… – Далеко, теть Тась. – Но Мариллу все ж таки нашел. – Да, – тяжело выговорил крайн. – Нашел. Ты не плачь, теть Тась, обойдется. – Я не плачу. Нам это ни к чему. Сынок у тебя… Утешение… – Гхм, – грозно раздалось над Жданкиной головой. Жданка съежилась, пытаясь спрятаться между грядок. – Ты, что ли, Валшек? – крикнула тетка Таисья, поспешно утирая слезы. – Я это, мать, – пробасил дядька Валх, затворяя ворота. – Шел к господину крайну, думаю, дай-ка к тебе заскочу по дороге, глядь, а господин крайн тут сидит. – Чего тебе еще? – сварливо поинтересовался господин крайн. – Чего стряслось-то? – Того… – мрачно заметил дядька Валх, – а еще друг называется. – А я тебе друг? – Да уж и не знаю… Столбцовский староста гоголем ходит. Со Столбцами ты, небось, договор заключил, а мы тут в Дымницах хоть совсем пропадай… – Зачем тебе договор? – лениво вытянув длинные ноги, крайн прислонился к столбу крылечка, прищурился на солнце. – Чего там у вас: коза у кого захворала или рожает кто? Ты скажи, я и так помогу, по старой дружбе. – Не… Хотим договор по всей форме. Почему столбцовским можно, а нам шиш с маслом? – Ну чего ты ко мне пристал… – вздохнул крайн. – Того… Вот у меня и грамота припасена, от дедов-прадедов сохраняется. Последний господин Сварог подписал, и печать имеется. – Да поди ты со своей грамотой. Невыгодное это дело, договор ваш. – Почему ж невыгодное? – надулся дядька Валх. – Десятину будем платить, как положено. – Потому. Ежели мы этот ваш договор хоть в малом нарушим, что вы скажете? Вы скажете: «Совести у вас нет, а еще крайны, добренькими прикидываетесь. Нет вам веры и не будет более никогда». Скажете? Ска-ажете. Было уже. Наслушались. А вот если вы сами в чем провинитесь, совсем другой разговор пойдет. Мол, «как же нам, сирым, все в точности соблюсти, ежели естество иного требует. А противиться естеству – здоровью вредить. Вы, крайны, жизни не знаете. Вам бы только в облаках витать. Понаписали такое, что простому человеку исполнить никак невозможно». – Изгаляешься, – пробубнил дядька Валх, глубоко погрузившись в недра своей бороды, – а у нас третий день бабы ревмя ревут. Тонда через нас ехал, сказывал, чего ты в Трубеже учинил. Народ страсть напугался. Не знают, за что приняться: то ли бежать отсюда сломя голову, то ли живыми в землю ложиться. – Уж прям и в землю? – А ты как думал? Подпиши… Ну хошь, на колени встану… – Что это вы все, будто сговорились… Чуть что, сразу на колени… Ладно, я понял. С договором или без вы от меня все равно не отвяжетесь. Нет добра и любви, так хоть на страхе… Может, грызть друг друга поменьше будете… Где там твоя грамота? Дядька Валх торопливо запустил руку в бороду и выудил свернутый в трубочку пергамент, круглую чернильницу в мешочке, пару очиненных перьев в берестяной коробочке. Крайн поморщился, жестом приказал ему нагнуться и, разгладив свернутый лист на широкой спине, размашисто начертал свое имя. – На, подавись. Обещаю защищать, спасать и все такое. Только в землю не закапывайтесь. Дядька Валх осторожно принял пергамент из его рук, помотал в воздухе, чтобы подпись просохла, тщательно спрятал в недрах бороды, обернулся к воротам и рявкнул: – Подходи по одному, господин старший крайн согласен. Жданка только рот разинула. Из ближних кустов шустро полезли незнакомые мужики. Было их много, куда больше десятка. В ворота Таисьиного дома ввалилась потная, опасливо пыхтящая толпа. Варка, вовремя заметив такое дело, бросил заниматься садоводством и легким шагом переместился к крыльцу. Наученный горьким опытом, кидаться ни на кого не стал, просто прислонился к резной балясине, скрестил руки на груди и одарил всех своей коронной улыбкой. – Из Добриц мы, пресветлый господин крайн, Гронским сроду не присягали, полюдье платили, конечно, да куда денешься… – Язвицкий староста я, Прокл Будяк… – А мы дальние, из самих Овсяниц, три дня добирались… Невнятные жалобы, мольбы, неуклюжие попытки пасть на колени, клятвенные обещания соблюдать все как есть по совести и непременно платить десятину… Стрелицы, Быстрицы, Кременец и какие-то Кресты, Мосты и Броды, о которых Варка даже не слышал… Похоже было, что к крыльцу тетки Таисьи сползлось все Пригорье. – Да ты, Валшек, оказывается, жох, – ласково сказал крайн, – теперь ты со мной век не рассчитаешься. – Ладно, – буркнул дядька Валх, скромно прищурив хитрющие глазки, – ладно, сочтемся. * * * – Эй, а где морковь? – Не знаю, я ее не нашла. Может, ее там и не было? |