Онлайн книга «По любви»
Касаюсь ее сухонькой руки. Порой, когда мать в очередной раз всаживала кинжал в мое детское сердце, казалось, что я ее всей душой ненавижу! Но по правде я истекала любовью к ней. Глупой и ничем не заслуженной любовью ребенка, который не мог понять, что же с ним не так, если его даже мать с отцом не любят. И вероятно, в какой-то момент вся моя любовь вытекла. Осталось лишь чувство долга и жалости. К ней больше, чем к себе, кстати. Ведь я еще могла проработать свои травмы и стать счастливой. А моя мать, судя по всему, умрет, так и не познав счастья. – Мам… – трясу рукой в попытке освободить запястье от захвата ее пальцев. – Мам, эй, ты чего? Мне больно. – Ыыааа! Ыыыааа! – принимается завывать. Господи, откуда в ней столько силы? На глазах, вон, уже слезы выступили, а вырваться не получается. В какой-то момент удается извернуться и нажать на тревожную кнопку. Тут же набегают санитары. Но даже они освобождают меня не без труда. За тем, как мать скручивают, наблюдаю, будто со стороны. Опять что-то ей колют... С остервенением растираю запястье. С сожалением отмечаю, что будет синяк. Кожа у меня нежная, сосуды хрупкие. На щеках слезы. – Эй! Нин… Ставрос. Обнимаю его. Не хотела показывать своей слабости, и вот! Приехали. Шмыгаю носом. – Все нормально. – Да уж вижу. Ч-черт. Давай, пойдем-ка отсюда. Хватит с тебя свиданий. – Погоди. У меня же тут печенье осталось, – вынимаю из сумки бумажный пакет. Я в него собрала уцелевшие после нападения Вики печеньки. – Вот, мам. Я сама испекла. С Новым годом. В носу колет. Часто моргаю. Денек чудо какой хороший выдался. Снег сверкает на солнце, легкий морозец. Дыши, Нинка, дурочка! – Извини за сцену. У мамы плохие времена. – И давно? – Сколько я себя помню, – смеюсь сквозь слезы, – но в последний год особенно. – И ты ей еще печенье носишь! Непостижимая ты женщина, Лунопопая. – Непостижимая на греческом означает глупая? – уточняю, глядя перед собой. – Нет, не глупая. Преданная своим. – Что плохого в преданности? – Да ничего. Просто это редкий товар, Нин. Вот и удивляюсь. Не знаю, как на это замечание реагировать. Как и на его странный взгляд. Будто проникающий под кожу. Поэтому просто меняю тему: – Что тебе, кстати, Юлий Борисыч сказал? – Да ничего. Мы все уладили. Не волнуйся. Не выпрут твою мать. – Почему мне кажется, что он тебя развел на бабки? – достаю щетку, начинаю обметать стекло. Водитель Ставроса, как и остальная обслуга, в небольшом отпуске по случаю праздников. Так что за рулем опять я. – Разве я похож на того, кого можно развести? Ставрос отнимает у меня щетку и улыбается, улыбается, ею орудуя… Закатываю глаза, чтобы не показать ему, как на меня его улыбка действует. В грудь прилетает снежок. – Эй! – возмущаюсь. – Поедем. Все готово. Может, еще успеем погонять на лыжах, не то Вика окончательно взбесится. Рассаживаемся по местам. Я по лыжам не очень. Но не оставаться же дома, когда моя семья, пусть даже фиктивная, собирается веселиться? – Слушай, а что с твоим отцом, Нин? – Да ничего, – прикусываю язык, выруливая со стоянки. – Я его никогда не видела. – И что? Он никогда не пытался с тобой связаться? – Никогда. – А кто он? Чем занимается? – Без понятия. Однажды я хотела узнать… Не столько об отце, сколько о том, есть ли у меня братья-сестры, но мать закатила такой скандал, что я отказалась от этой мысли. – Почему? – Не думаю, что отец рассказывал своим детям обо мне. Не хочу стать для них неприятным сюрпризом. – Ты всегда о других думаешь больше, чем о себе? – Какая чушь! – морщу нос. – Это совершенно не так. – Так! По этой же причине ты согласилась выйти за меня. – Почему ты так решил? – Потому что мои мотивы понятны, тогда как твои – весьма и весьма сомнительны. – Да с чего ты это взял? – возмущаюсь. – А что ты выиграла от этого брака? – Ну-у-у, от нашей фирмы отстанут – это раз, я сохраню за собой место и свою зарплату – это два. – И только поэтому ты готова подставиться под статью? – скептически кривит губы Николоу. – Ты что, напрашиваешься на комплименты? – А что, меня есть за что хвалить? – шевелит бровями. Я чувствую, как щеки наливаются жаром. – Как будто ты не знаешь! Уверена, что твои многочисленные женщины нахваливали тебя по сто раз на день. – Это не считается! – усмехается Ставрос. – Почему? – Потому что у меня полно денег, смазливая морда, и я не женат. Желая поймать меня на крючок, эти хищницы так старались меня осчастливить, что я был бы полным кретином, если бы принял их слова на веру. – Какой хладнокровный подход. – Я называю его объективным. – А вдруг я тоже хотела поймать тебя на крючок? – Пф-ф-ф. Ты не такая. Скорее я поверю, что ты собою пожертвовала. И с этим, клянусь, что-то надо делать! – Ну да. Это ж ужас какой! Замуж выйти и, наконец… – Что? – оживляется Николоу, поворачиваясь ко мне. – Тебе на твоем диалекте ответить? – держу удар из последних сил. – А ты можешь? Ой, сомневаюсь! – Ой, да ты просто совершенно меня не знаешь! – Давай тогда! Удиви меня. Жги! Ну, вот зачем я напросилась?! Мамочки… – Я хотела сказать, – облизываю губы, – что я вовсе не чувствовала себя жертвой, когда мы занимались сексом. В своем ответе я и близко не такая острая на язык, как мой муж. Но Ставрос его принимает. Задумчиво кивнув, он накрывает мою ладонь своей. И обнадеживающе сжимает пальцы. – Это хорошо. Если честно, я опасался, что кое-где перегнул. – Нет. – Значит, все нормально? – сверлит буравчиками глаз. – Более чем. Если мне что-то не понравится, я непременно тебе скажу. В конце концов, язык нам дан именно для того, – типа умничаю. – С этим можно поспорить. – Ну поспорь, – улыбаюсь. – Давай так. Я тебе покажу, на что еще годен язык, а там ты сама решишь, на чьей стороне правда. О боже! О боже мой… Он же не намекает… А, ч-черт. Намекает, еще и как. А чего я от него ждала, собственно? Низ живота прошивает молнией. После демарша Вики нам было как-то не до секса. А сегодня, очевидно, пришел час расплаты. |