Онлайн книга «По любви»
– Он в СИЗО, Нин. Разве это не доказывает, что с чувством самосохранения у него не очень? – Нет, – резко отрезаю я. – И буду признательна, если впредь ты воздержишься от подобных замечаний. Герман морщится от попавшего в глаза дыма. В одну затяжку докуривает сигарету, и отбрасывает бычок в урну. – Прости. Ты права. Это все нервяк. Подбросить тебя? – Нет. Я отсюда домой. Потому что дома у нас неприкаянная Вика. Когда начались летние каникулы, я предложила ей съездить в языковой лагерь, но она отказалась. Теперь вот болтается без дела. Испуганный мой воробышек. К бабке и то не загонишь. А старая мегера думает, что это я ее не пускаю. В любое другое время я бы уже озверела от ее истерик, но беременность делает меня удивительно терпеливой ко всем заскокам. Вот бы еще сил побольше! Сонливость просто убивает. Хорошо хоть не тошнит. Почти. Было пару раз, и все. Бог миловал. Если верить моему гинекологу, беременность у меня вообще выходит образцово-показательной. Наверное, чувствует мой малыш, что мамочке сейчас и без него проблем хватает. Не капризничает. Подъехав к дому, опускаю голову на руль и на несколько секунд застываю так, собираясь с силами. – Эй! Вам плохо?! – стучат в окно. Подпрыгиваю. – Господи, вы меня напугали. – Извините. Чего не хотел – того не хотел. Смотрю, вы лежите. Думаю, может, в голову напекло. Мужчина еще что-то говорит. Но я не слушаю. Меня опять параноит. Что он здесь делает? Наш дом в тупике. Улица, если ее так можно вообще назвать, короткая. Всего на пять домов. Соседей я знаю. А мужика этого вижу в первый раз. Выходить? Или вызывать ментов и двери блокировать? Так менты в последнее время мне кажутся опаснее самых конченых отморозков. А этот на отморозка совсем не похож. Пожилой. Представительный. В костюме в такую жару. Заработалась ты, Зайка, вконец. Разозлившись на себя, выхожу из машины. – Со мной все в порядке. Просто устала немного. А вы здесь… – оглядываюсь. До ворот всего ничего. Плюс повсюду здесь установлены камеры. Если передо мной не киллер экстракласса, вряд ли он их вот прям все отключил. – А я вас жду. – Меня? – брови взлетают вверх. – Нина Васильевна Зайка? Медленно сглатываю. После всех дурацких допросов, которым меня подвергли, я на собственное имя реагирую совершенно неадекватно. Так и кажется, что за ним последует «Вы обвиняетесь в чем-то», что они на этот раз придумают. Поэтому вместо того, чтобы ответить, я на выдохе задаю встречный вопрос: – А вы? – Василий Петрович. Зайка. Твой отец. – Я покачиваюсь. – Тебе, похоже, правда, нехорошо. – Отец… Отец! Боже мой, подхватывает меня под руку. – Открывай эти чертовы ворота. Тебе нужно прилечь. – Со мной все в порядке. Просто небольшой шок. Голос у этого мужчины чем-то напоминает голос моего мужа. Не тембром, нет. Скорее интонациями, свойственными человеку, привыкшему отдавать команды. Не подчиниться которым просто невозможно. Очевидно, поэтому я послушно иду к воротам, пялясь на него во все глаза. – Похожи? – усмехается. – А? Нет. – Похожи-похожи. Ты в меня рыжая. – Нина? – выскакивает из беседки Вика. – А вы кто такой?! – воинственно. – Это, Вик, мой отец. А это – Вика. Дочь моего мужа. – Очень приятно, Вика. Принеси матери чего-нибудь холодненького. Попить. Мужик опускает меня на садовый диванчик крепкой рукой. Почему-то залипаю на ней. Обычная мужская рука. Что я на ней ищу? Наколки в виде перстней? С губ срывается истеричный смешок. Василий Петрович приподнимает бровь. Кажется, мимика у нас тоже похожа. Мамочки. Как же меня трясет! – Я ей не мать, – поясняю, едва ворочая языком, когда Вика скрывается за раскидистыми розовыми кустами. – Мне ли тебе объяснять, что мать и отец – это необязательно те люди, кто тебя сделал? – Вот как? Ну, вы же отцом представились. – О как! Зубы есть, значит? А я уж подумал, совсем ты… – Беззубая? – Не в мою породу. – А моя мать разве беззубой была? Плохо же вы ее знали. – Твоя мать была дурой. Ты уж прости. А знал я ее действительно не то чтобы хорошо. Вспыхиваю. Абсурдно и противоестественно хочется броситься на защиту своей непутевой родительницы. Она, по крайней мере, у меня была. Чего не скажешь об этом… хм, мужчине. Не могу на него не пялиться. Не мо-гу. Все в нем какое-то противоречивое, сбивающее с толку несоответствиями. – Мама умерла. – Я в курсе. Мне твой муж сообщил, ты что, не знаешь? – Ставрос? Не-е-ет, – протягиваю, хлопая ресницами. – То есть он говорил, что поручил нашей СБ найти вас, но я не знала, что вы общались. Каждый раз, упоминая мужа, я внутренне сжимаюсь. Мне не хватает его мучительно. Я даже не догадывалась, что тоска может быть такой всепоглощающей. Такой неотступной. Ни на секунду я не забываю о том, что он не рядом. Каждое пробуждение подобно смерти. Потому что, выныривая из сна, я по привычке к нему тянусь. Сладкий миг ощущения его присутствия на грани сна. А потом – как удар о землю. Я одна… Приснилось. – Мы и не общались. Он мне написал. Номер мой так просто не получить. А написать можно. – Не торопились же вы с ответом. – Это потому что письмо до меня не сразу дошло. Я на больничном провел почти три месяца. Чертова травма. Я заметила, что он прихрамывает. Насчет травмы не врет. Да и сложно мне представить, зачем бы ему вообще это делать. Ну не для того же, чтобы мне понравиться, правда? – Мы подумали, что вы не хотите этой встречи. – Отвлекаюсь на Вику, которая примчалась, зажав под мышкой бутылку воды, а в руках – два стакана. – Да нет. Я всегда был не против. Уж не знаю, что тебе мать рассказывала. – Ничего, – дрожащими руками наливаю нам попить. – Вообще ничего. Она была не очень хорошей матерью. Так что я не в курсе, ни как вы встретились, ни… почему так вообще сложилось. Сердце колотится. Валерьянки, что ли, выпить? Нельзя мне таких эмоций, если не хочу навредить малышу. – Насколько не очень? – в командном голосе отца прорезываются стальные нотки, глаза сощуриваются. Надо же. Мы правда похожи. Почему-то замечаю это только сейчас, хотя сама не имею привычки так делать. Схожесть с человеком, которого я совершенно не знаю, меня странным образом надрывает. Губы дрожат. Глаза выедает солью. – Извините. Это все гормоны. Я в положении. И в жизни достаточно сложный период. – Ч-черт. Не могу остановиться! – Вы голодный? Я приготовлю что-нибудь. Но получается так, что готовит… папа. А я, как протекший кран, капаю, капаю, капаю. Сама себя не узнаю. |