Онлайн книга «Королева стендапа»
|
– Круто. На самом деле никогда не думал, что встречу кого-нибудь, такого юного, кто хочет стать стендапером. Ну так… что ты хочешь узнать? Я достаю из кармана куртки блокнот с фламинго. Там записаны мои вопросы. – Э-э… может быть, несколько подсказок. Для начинающего стендапера. Типа, правила какие- нибудь?.. – Есть только одно правило: первый раз – самый трудный. Нет ничего хуже первого выступления. Полный отврат. Кажется, что сейчас умрешь. Я записываю в блокнот: Кажется, что умрешь. – У меня уже было первое выступление. В школе. На уроке обществоведения. – Да? Фантастика! И как прошло? – Ужасно. Так что я все понимаю. Он смеется. Потом добавляет: – Но опыт побеждает страх. Это единственный возможный способ его побороть. На сцену и вперед! Один раз, другой, десятый. Два из этих десяти будут, возможно, ОЧЕНЬ удачными. Остальные – отстой. Он, конечно, прав. Это не самое страшное. Такой страх проходит через несколько минут. С ним я справлюсь. Должна справиться. Осси нервно качает ногой, от ее ударов подпрыгивает стол, но Осси этого не замечает. Он с любопытством оглядывается, шумно отхлебывает из бутылки воду и как будто не слушает наш разговор. Я снова спрашиваю: – Наверно, это глупый вопрос, но… как… как придумываются шутки? Хенрик кивает на мой блокнот с фламинго. – Очень хорошо, что у тебя записная книжка. ВСЕГДА носи ее с собой. Если ты сказала что- нибудь и народ рассмеялся, запиши это. Или если увидела что-то странное или смешное. Потом ты из этого сочинишь шутку. Самое важное – не бояться быть ОЧЕНЬ самокритичным. Дико самокритичным. Что в тебе такого особенного? Например, ты дылда, или коротышка, или толстяк? У тебя волосы вьются бараном, очки на носу? Может, ты сильно потеешь и у тебя вечно большие влажные пятна под мышками? Или ты дальтоник? Или хромой? Любой физический изъян. Все плохое, что было в твоей жизни. Говори об этом. Публика не хочет слушать про счастливых людей. Ей интересно про то, как все летит к черту. Напиши список всего плохого, что случилось в твоей жизни. Я записываю: Все плохое, что случилось в моей жизни. Хенрик поворачивается к Осси, оглядывает его. Осси рассеянно смотрит на Хенрика. – Вот ты, например. Ты мог бы пошутить про свою прическу как у Элвиса, про свою манеру одеваться. По крайней мере, это то, что сразу бросается в глаза. Ты выходишь на сцену и говоришь… Хенрик щурится и задумывается. Потом вдруг оживляется: – Например, так. Разводишь руками и говоришь: «Я знаю, о чем вы сейчас подумали. Что я – плод любви Элвиса и клоуна Манне [28]». – Черт! Клоуна Манне! Вид у Осси оскорбленный, но он громко смеется. И я тоже. – Sorry [29], или вот еще. – Хенрик показывает рукой на Осси. – Полосатая рубашка! Подтяжки! Цветок на шляпе! – Хорошо-хорошо, окей, достаточно. Осси понуро опускает голову. Я ободрительно похлопываю его по руке. – Ты очень красивый. – Спасибо, Саша. Ты добрая. – Пожалуйста. Твоя мать приплачивала мне, чтобы я тебе это говорила, но я и правда так думаю. Я подмигиваю Осси, он делает вид, что обиделся, но на самом деле улыбается. Он знает эту шутку. Они с папой часто так друг над другом подшучивают. Каждый раз, когда говорят друг другу, типа, комплимент. Шутка смешная еще потому, что мама у них одна – это бабушка. (Не их, конечно, а моя. Ужасно странно, да?) Но Хенрик раньше не слышал этой шутки. Он немного удивлен. И улыбается. – Хорошо! Как тебя? Саша? Быстрая реакция! Это чертовски важно. Я чувствую, как кровь приливает к лицу, но в подвале так темно, что, даже если бы я покраснела, как помидор, никто бы не заметил. – Штука в том, что нужно обезоружить публику сразу, как только вышел на сцену. Например, так: «Я знаю, о чем вы сейчас подумали! Что я – плод любви Элвиса и клоуна Манне». Но тебе такое начало не подходит, ты понимаешь. Я переспрашиваю: – Как это – обезоружить? Что это значит? – Когда выходишь на сцену, публика насторожена, она волнуется за тебя. Но если ты сразу выдаешь шутку, типа такой, в свой адрес, публика расслабляется, понимает, что с тобой полный порядок. Ты как капитан воздушного лайнера. Казалось бы, какая разница, что на нем надето, когда он управляет самолетом, – униформа или клоунский колпак и плавки? Вроде бы униформа совсем неважна. Но, черт возьми, капитан ведет самолет в униформе! Почему? Потому что тем самым он посылает сигнал: у меня все под контролем. Если бы пассажиры сомневались в капитане, на борту был бы хаос, а в полете это недопустимо. Так же и здесь. Выходишь на сцену в полном обмундировании. Я киваю и быстро записываю неразборчивым почерком. Слово «униформа» у меня похоже на слово «унитаз». Надеюсь, потом разберу, что написала, и унитаз напяливать не придется. – Ты, например, можешь использовать тот факт, что ты ребенок. Это твоя особенность, глупо ей пренебрегать. А еще твоя прическа… типа, бритая Барби. Он замолкает. Я провожу рукой по своим коротким волосам и внезапно перестаю стесняться своей прически. – Не жалко было? – Не жалко. – И это почти правда. – Можно я украду у вас эту шутку? – Пожалуйста, буду только рад. Но вообще чужие шутки красть нельзя. За это, типа, смертная казнь. Смертная казнь. – Как ты сама считаешь, что в тебе есть особенного, что можно использовать? Что-нибудь неприятное из твоей жизни. Он наклоняется вперед и, не отрываясь, смотрит на меня. Я думаю. Что мне ему сказать? Рассказать про маму? – Возьми первое, что приходит в голову. – У меня умерла мама. Хенрик откидывается назад. – О, shit [30]. Прости. – За что? Вы, что ли, ее убили? Мой голос звучит почти жестко. Он смеется и делает жест указательным пальцем, как будто направляет на меня пистолет. – Хорошо. Хм. Может, из этого тоже что-то получится? Как думаешь? Наверно, тебя жалеют? Как люди ведут себя, когда у кого-то умерла мама? Говорят всякие глупости? – Есть такое. – Ага! Отлично! И что говорят? – «Ах, ты такая сильная!» А у меня что, есть выбор? Или: «Если б моя мама умерла, я бы этого не вынесла! Она для меня ВСЁ!» А я, такая: «Окей! Ты бы этого не вынесла или по крайней мере делала вид, что не можешь этого вынести. Получается, что мне все равно? Я должна с этим как-то справиться или что мне остается? Тоже умереть?» |