Онлайн книга «Крылья»
|
– Вот первый пролет и прошли. Теперь развернуться и дальше. А то, что говорим – ничего. Подумаешь – дыхание собьем. Не страшно. За разговором оно все не так тоскливо. – А думаю, что счастье не только в этом, Самсончик. – Продолжила говорить Вера сзади. – Вот ест он сладко, спит крепко, а в душе то все равно счастья может и не быть. – Я думаю, что если есть кто – то рядом, так вот тебе и счастье. Вот ты у меня есть. Ты и счастье. – Дойдем вместе до Крыши тоже счастье. – Будет у нас кому про то, как мы на Крышу шли рассказать – тоже счастье. – Есть у Настоятеля Ландгрувер – тоже счастье. Умрет Храмовник, а сын его вместо него станет молитвы читать, Изгоев воспитывать. Других уму-разуму учить. – Думает про это Храмовник и счастливо ему потому, что как бы он долго не жил все равно умрет, а вместо него сын его, плоть его кровь его дышать будет. Радоваться будет. – Я думаю – так… А как же? – Да… – Протянул я. – Наверное, ты и права, Вера. Такое оно счастье и есть. – Только нам его не изведать. – Как это? – Удивилась Вера. – А вот, сколько я живу, ни разу детей у Изгоев не видел. У всех дети есть и у Храмовников и у Плантаторов даже у Заходера мать есть. Старенькая совсем, но есть все – таки. – А вот у меня матери нет. Отца нет. У тебя тоже, ни матери, ни отца. – Гаст один – одинешенек. Странно как то. Я вот никогда не думал об этом. – Странно, правда? – Вера молчала. Я молчал тоже. Шел себе и шел. Раз – ступенька, два – ступенька, три – ступенька. – Вера, ты чего молчишь? – Думаю, я Самсончик. Ты же не будешь меня совсем торопить? – Нет, не буду. – Я посветил фонарем вперед. Впереди и выше пролеты совсем обветшали. Искрошенный бетон обнажил рыжую арматуру. Выше по этим маршам подниматься было уже нельзя. Нужно было искать другой подъем. – Вера, слышишь? –Да слышу я, слышу, Самсон! –Здесь нельзя больше подниматься. Нужно на уровень выходить и искать другой подъем. – Нужно так нужно. Веди. Ты же у нас следопыт. Все знаешь. Я вышел через провал на уровень. Осторожно потрогал бетонную крошку. Постучал киркой. Бетон гукнул в ответ, звонко и протяжно. – Идти можно. – Обернулся за Верой. Дождался когда она подойдет ближе и двинулся дальше. Говорить мы не закончили. – Ты чего молчишь, Верунь? – Не выдержал я, в конце концов. – Да, так, Самсончик, – думаю. – А чего надумала? – Да так… – В Городе ни у кого из Изгоев детей не получается. Неужели ты думаешь, что Тимоша ни разу за всю свою жизнь детей родить не попробовал? Не может такого быть… – Не может. – Поддакнул я. – И действительно. Тимоша парень был видный. Девчонки за ним толпами бегали. Не может такого быть, чтобы ни одну не приласкал. Не может. – А что же тогда? От тоски, что ли у Изгоев детей не получается? Странно. – А может нам кроме любви, еще, что-то нужно, Самсончик? А? – Я тебя люблю. Ты меня любишь. Всю ночь вместе пробыли, а детей нет. – Вот ты с собой карточку с Последниками взял. А зачем не сказал. Теперь скажи. – Там Небо нарисовано. – Пробурчал я в ответ. – Вот, может, поэтому и нет, Самсон? Может быть для того, чтобы у нас с тобой дети были нам кроме любви еще нужно на Небо посмотреть? – А к небу еще и Крылья прилагаются. Так? – Зло я сказал. – Зря, наверное. Совсем зря. Правду Вера говорит. Может и ошибается, но кто – же не ошибается то? Династы может только. Эти ошибаться не могут. Вот уж они про жизнь все знают. – Они бы и рассказали – почему у Изгоев детей нет. Все они знать должны да кто же к ним пустит? – Они на весь Город одни. – А может и так! – Разозлилась вдруг Вера. – А почему ты думаешь, что не так? Может мы особенные? Может быть мы совсем – совсем особенные? У всех дети бывают от того что они спят вместе, а нам еще к этому нужно на Небо смотреть… Или летать в Небе… – Неправильные, мы с тобой Вера. Так об этом и думать надо. – Устало ответил я. – Устал я, правда, устал. По уровням этим треклятым ползать. На глотки воду делить. Еду на кусочки. Устал. Не люблю я Город. Пусть и в нем родился, все равно не люблю. – Неправильные? – Озаботилась Вера. – А ты чего обзываться стал, Самсончик? А? – Это ведь как посмотреть? Это ведь как перевернуть? Думать, что правильно, а что – нет по – разному можно. – А почему тогда у нас глаза раскосые? А, у Солдат они круглые? Солдаты вот в темноте могут видеть, а мы – нет? – Ну, не знаю, я! Для чего ни будь, и чего это ты Самсон меня в смущение вводишь? Тут Династам надо думать, а не нам. Мы просто на Крышу идем. Идем себе – и все. – Для чего? – Снова скривился я. – Самсон! – Остановилась за моей спиной Вера. – А, повернись ко мне лицом – Повернулся я, стою как дурак. Руки опустил. Киркой в бетоне ковыряю. Глаз не поднимаю. Правда, дурак. – Самсончик. – коснулась Вера моей щеки шершавой ладошкой. – Ты же не знаешь, что случиться может. Правда? – Я упрямо мотнул головой. – Откуда же мне знать? – А почему ты тогда за всех в ответе быть собираешься? А? Ну, вот будет то, что будет. Мы же с тобой вместе это уже хорошо. Хорошо? – Она все пыталась посмотреть мне в глаза. А я все сворачивался. То в пол смотрю, то на стены. – Не все ведь я ей сказал. А и сказать страшно. Да и не буду я ей рассказывать. – Про мозоли на шее. Не простые они. Смерть это. Страшная и лютая. Не знаю я, от чего она бывает. Никто не знает. А вот только осталось у нас с Верой жизни всего на два дня. Поэтому и тоска сердце гложет. – Ты чего? – Затревожилась Вера. – Самсон, ты чего? А? Может ты чего – то знаешь, а мне не говоришь? – Сжал я зубы крепко. Зачем девчонку последних радостей лишать. А язык во рту вертится. Сказать хочет. Тяжело это в себе держать. Сам – то ведь тоже за краем уже. Такой же пятак на загривке, если не больше. – Заболели мы с тобой, Вера. – Сказал и глаза закрыл. Сейчас расплачется, думаю. Жду, считаю про себя и раз и два и три. Молчит. – Открыл глаза, а у нее губы синие, в нитку сжатые. Злая! Ух! Люблю я ее. А той любви то у нас всего ничего. Часов пятьдесят, наверное, только что до Крыши дойти да на Небо посмотреть. – Чем? – Склонила она голову на бок. – Гаст говорил. Я слушал, а он говорил. – Я устало опустился на корточки. |