Книга Грани уязвимости, страница 17 – Екатерина Шумаева

–Я сказал, в конце концов, это был крайний вариант. – Говорю я, сжимая ее запястье еще сильнее.

Она пытается вырваться, делая шаги назад, пока не упирается спиной в стену. Нависаю над ней и, смотря ей в глаза, произношу:

– Я не хочу, чтобы ты общалась с моим братом. Ты меня поняла?

Чтобы не натворить глупостей я отпускаю ее и делаю несколько шагов назад, давая ей пространство.

– Нет. – Отвечает она.

Я багровею, в глазах темнеет, мой контроль пошел по швам. Хватаю первое, что попадается под руку и швыряю в ее сторону. Я футболист, поэтому попадаю лампой точно в грудную клетку.

– Дубль два. Ты. Меня. Поняла? – Спрашиваю я.

Она кивает, слезы катятся из глаз, и стараюсь успокоиться. Она начинает ловить ртом воздух, кашлять, сползает по стене на пол и пытается отдышаться.

Я понимаю, что сейчас я не только перегнул палку, я вовсе сломал ее ко всем чертям. Одна половина меня хочет поднять ее успокоить и извиниться, а другая вышвырнуть ее из моего дома, ведь Чак это последний человек, с которым она должна была общаться. Она не знает его настоящей личности, она не знает о нем ничего. Не удивлюсь, если сейчас он подговорит ее пойти в полицию и запросить судебный запрет о приближении к ней года так на три, с ее матерью она легко добьется своего.

Я иду и сажусь за стол, пытаясь привести в порядок мысли и отпустить ту злобу, которая кипит во мне, ни к чему хорошему она не приведет ни меня, ни ее. Самый лучший вариант сейчас сесть и сделать вид, как будто бы ничего не случилось. Она встает с пола, берет сумку, снимает мою толстовку и направляется к двери.

– Стоять. – Говорю ей я, ее нельзя отпускать прямо сейчас. Я совершил ошибку, мне нужно успокоиться и привести себя в порядок, а потом извиниться, поговорить с ней и все объяснить. Попросить прощения, в конце концов, рассказать ей всю правду о моей агрессии, рассказать, почему я так отношусь к брату, и рассказать правду о Минди… – Садись и завтракай, потом я отвезу тебя на пары.

– Я не голодна. – Шепчет Оливия.

– Завтракай. Потом можешь сходить в ванную, но я сказал села и ешь. – Говорю я.

Нет, так невозможно. Она не дает мне успокоиться. Неужели так сложно просто сесть и поесть? Если бы она знала всю правду, то она бы ни за что так не вела себя.

Оливия

Сейчас одной фразой он разбил мое сердце. В самом начале наших отношений я рассказала ему правду о себе, о булимии, о родителях и всех своих проблемах. Он контролировал мои приемы пищи и был добр и ласков со мной. Тогда я думала, что я самая счастливая на свете. А сейчас он бьет меня моим самым страшным оружием.

Сегодня я не пойду на пары, просто не могу сидеть и делать вид, что все нормально, я хочу в свою комнату, остаться одна, в тишине и просто забыть все то, что произошло. Я набираюсь смелости, открываю дверь и выхожу. Если бы я осталась, то дала бы добро на такое зверское отношение ко мне, а я ушла, потому что ни один человек на свете не может так обращаться со мной. Ни со мной, на с кем либо другим.

Я иду по улице в одной футболке, глаза наполнены слезами, болит душа и тело, грудная клетка горит огнем, но больше всего меня беспокоит то, что я очень сильно хочу есть. Я захожу в пиццерию рядом с общежитием, беру большую пиццу и отправляюсь домой.

Зайдя в комнату, я кидаю вещи, сажусь на пол и начинаю есть. Пицца улетела буквально за пятнадцать минут. Я иду в ванную, проходя по пути мимо зеркала останавливаюсь, и рассматриваю появляющийся синяк на моей ключице. Синяк от рук Картера.

После ванной я ложусь в кровать и засыпаю. Я не хочу, чтобы этот день продолжался.

***

Самое сложное – это пробуждение после приступов. В горле пересохло, в голове обида и отчаяние.

Я открываю глаза, по комнате ходит Макс, что-то делает, передвигает и перебирает.

– Привет. – Бормочу я. – Что ты делаешь?

– Помнишь, твоя мама всегда говорила бояться своих желаний? – Произносит она. – Так вот, в моем крыле теперь ремонт, а я буду жить в одной комнате с вами.

–Это же здорово! – Говорю я. – Мы хотели жить вместе.

– Ну, я могу сказать точно, что я буду жить с Чарли. А ты постоянно тусуешься с Мистером Спокойствие. – Подмигивает мне она.

Меня бросает в дрожь, автоматически я кладу руку на ключицу, где, наверняка, появились синяки. Игнорируя ее последнее предложение, я иду в душ, чтобы освежиться и выйти перекусить.

Выходя из дома, я решаю в какое кафе пойти, когда замечаю красный додж и мое сердце уходит в пятки.

Картер стоит, облокотившись на дверь машины, и смотрит на меня. Я останавливаюсь, быстро раздумывая либо вернуться в здание, либо просто пройти мимо, как будто мы не знакомы.

– Оливия. – Говорит он, ловя мой взгляд. – Давай поговорим, пожалуйста.

– Если я скажу тебе нет, то ты меня ударишь? – Спрашиваю я. Голос предательски дрожит, в горле ком, накатываются слезы.

–Прости меня, прошу. Такого больше никогда не повторится, обещаю. – Произносит он. – Я знаю, как к тебе относится Чак, меня вывело из себя понимание того, что вы находились в одной комнате. Я буду контролировать себя, впредь. Прости.

– Не думаю, что я смогу простить такое отношение. – Я разворачиваюсь и иду в сторону кафе.

Картер остается стоять на месте. То, что он никогда не догоняет меня уже ясно. Но то, что он осознал свою вину, подкупает. В голове просто ворох мыслей, которые не дают сосредоточиться на главном. Что мне теперь делать? Простив его, я дам зеленый свет на такое отношение. А не простив я потеряю человека, которого люблю.

«Защитником я прихожу на суд,

Чтобы служить враждебной стороне.

Моя любовь и ненависть ведут

Войну междоусобную во мне.» ⁴

Кажется, я перечитала Шекспира и подсознательно начала ассоциировать наши отношения с его произведениями. В мыслях я дохожу до кафе, захожу внутрь и начинаю выбирать. Паста или салат? А может и паста, и салат. Картер садится напротив меня, и я вздрагиваю.

– Что ты здесь делаешь? – Спрашиваю я.

– Ехал за тобой. Я не уйду, пока мы не поговорим. – Говорит он и смотрит на меня.

– Выбора у меня нет? Может, тогда уйду я? – Спрашиваю я, но конечно я слишком голодна, чтобы встать и уйти.

– Пожалуйста, давай поговорим. – Говорит Картер.

У него очень потерянный вид, таким я его не видела. Может он и правда сожалеет о сделанном утром? Ну, или просто переживал, я очень надеюсь на то, что он переживал. Потому что, вспоминая то безразличие, с которым он смотрел на меня утром, его поступки ранят еще больше. Как в человеке может уживаться две противоположности? Столько времени он был Мистером Спокойствие, а еще рассудительность. Душа компании и просто идеальный парень. Но вся его идеальность разбилась в один момент. И теперь в моих глазах грубый, жестокий и эгоистичный человек, который причинил мне боль, как физическую, так и уничтожил меня морально.