Книга Жена врага. Ты станешь моей, страница 52 – Мия Фальк

Кто-то нежно касается моих пальцев, приподнимает руку.

А я даже не могу раскрыть глаза. Ее прикосновения такие нежные и очень важные.

Теплые. Я помню ее запах, но не имя.

Я силюсь что-то сказать и не понимаю, почему меня предало мое тело. Все оно как бесполезный кусок мяса, как мертвое, когда мне так надо…

От ее рук сердце начинает биться чаще.

Мне надо об этом сказать: “Будь рядом. Останься. Не уходи”.

Дай мне еще своего тепла.

Дай мне дышать твоим запахом.

Она вынимает пальцы из моей ладони и я последним, практически зверским усилием пытаюсь их ужержать.

Тщетно.

С ней утекает жизнь.

Такое странное жгучее чувство. Она что-то значила, она связана с кем-то.

Перед глазами вспыхивает образ светловолосого мальчика и все на миг становится понятным.

Влад.

— … Ехать должны… — я слышу обрывки знакомого голоса.

Представляю себе огромного небритого мужика, похожего на полустершееся воспоминание.

Мурат.

Он должен увезти ее.

Ее и сына.

Осознание наваливается как могильная плита. Я сам распорядился так. Им будет лучше, если они будут не рядом.

— Прогноз печальный, — через какое-то время перешептываются над изголовьем, когда моя ладонь лишается даже призрачных капель ее тепла.

Может так и лучше. Так надо.

Я бы оскалился, но сил не хватит на оскал.

Мне говорили, что если я продолжу бодаться, то чего доброго… уйду.

И я уйду.

Теперь, когда я стану ивалидом, я им уже ничем не помогу.

Я все сделал. Я сделал правильно.

Меня вырубает.

Быть может врачи что-то вкололи или это был максимально возможный промежуток, в который я теперь думать могу.

Она поет.

Не знаю о чем, я даже слов не разбираю — вот точно не на нашем языке. Русские слова иногда вырывают меня из забыться чтобы вскоре я погрузился обратно.

Она поет.

Как канарейка на моем окне, когда я был совсем маленьким.

Или как соловей.

От ее слов приятно сжимается сердце.

И я представляю себе горы, луга. Она и бескрайнее зеленое море колишащихся трав.

Я почему-то вижу ее в национальной одежде.

Ведь никогда раньше не задумывался о культуре татар. Что это красиво. Какая она не такая и при этом живая, настоящая.

Вот странно, что можно не знать слов, можно не понимать и при этом передавать образы.

Она мне о солнце. О любви. И дружбе даже может быть.

Как будто хочет сказать: “Возвращайся ко мне”, но очень стесняется признаться в том, что ей одной одиноко.

По ночам я вижу ее глаза. Черные как ночь.

Я слышу как она хохочет.

И даже как зовет.

И где-то в глубине души понимаю, что это трюки гаснущего сознания.

Останусь тут быть может выйду дураком. Она уже на ком-то там женатая. А я — безногий.

Обуза. Для сына и просто так.

Но она все приходит и приходит.

Настырная.

И наконец-то я распахиваю глаза.

В общем-то, это не она. Со мной общается телефон.

Я вижу окно мессенджера на экране и не сразу понимаю, что это не запись. Это прямой эфир похоже.

Она качается в кресле и вяжет.

И наверное по привычке уже поет, глядя на свою работу.

Я рад бы что-нибудь сказать, но губы, язык не слушаются.

Смотрю завороженно на то как Эльвира накидывает петлю за петлей. Я вспомнил имя как только увидел лицо.

Говорят, что оно на самом деле не татарское, а чуть ли не откуда-то с запада пришедшее и значит оно “эльфийка”. Вот так.

Вот вроде бы я не эмоциональный и не сентиментальный, но встретил ее и в телефоне покопался. Зачем этот факт узнал.

Эльфийка моя.

Я даже рад, что она не видит.

Эльвира вяжет маленькую шапочку как для новорожденного ребенка и я любуюсь тем как ловко у нее это получается.

Я приглядываюсь и вдруг замечаю у нее огромный живот.

Беременная! Да быть того…

Телефон как будто почувствовав мое возмущение соскальзывает.

Эльвира исчезает и мне остается только догадываться, не показалось ли мне то, что я увидел.

Мысль об этом жжет.

Мобильный на прикроватном столике начинает надрываться.

Наконец около меня возникает огромный кавказец и тыкает в экран.

— Ну что такое? — сердито говорит он.

— Связь прервалась, — вторит ему ее голос.

Значит все-таки следила, хотя и выглядела такой сосредоточенной, погруженной, словно Мадонна.

— Эльвир, тебе к другому надо готовиться, — обреченно выдыхает Мурат. — А не торчать тут часами у телефона. Оно плохо сказывается…

Молчит.

— Хочу чтобы он узнал…

Мурат шумно опускается на стул рядом со мной и зажимает в огромных ручищах сотовый.

— О том, что у него теперь два наследника.

Так это мой ребенок?!

Мурат отводит взгляд.

— Еще три месяца впереди. Эльвир, ты хоть отдохни немного. Мне больно видеть круги под глазами…

— Так бывает у беременных…

— А сын твой как?

Молчит.

— Надеюсь, хоть кого-нибудь из них проснется. У нас тут отличный дом. Только… папы не хватает и старшего сына.

Возвращаться из небытия очень трудно, но я еще ни разу не отступал тогда, когда у меня была цель.

Каждый день мне удается чуть больше, чем за день до. Особенно когда исчезает Эльвира.

Мурат все так же приходит, но больше говорит с врачами. Они и отчитываются о моих успехах, друг же упоминает вскользь, что девушка в больнице. Не может говорить.

А я не могу ее потерять.

Я загораюсь.

Только не опять.

Я был идиотом, решив, что без меня им будет лучше. Я точно также Риту бросил. Я… Я не имел на это права.

Вскоре Мурата прямо-таки вызывают с формулировкой: “Он пришел в сознание”.

Он то есть я.

И вот мы сидим друг напротив друга.

Мне с огромным трудом удается объясниться с другом жестами.