Онлайн книга «Белый кролик, красный волк»
|
— Что за исследования? Над чем работала мама? Рита не отвечает. Фрэнки смущенно пожимает плечами. — Извини, Питер. Мы шпионы. Ты должен понимать, что у нас есть свои секреты. Я не знаю, куда смотреть, поэтому смотрю на изувеченное тело, в которое мой отец превратил мою мать. Лица Риты и Фрэнки обращены ко мне. Поверх масок я вижу только их глаза, но они стоят достаточно близко, и я чувствую их дыхание через ткань. Боже, до чего трудно думать, но что-то здесь не… — Удалил все данные, — проговариваю я. — Что, прости? Я смотрю на Риту. — Вы говорите, что мама была близка к успеху? А папа занимался теми же исследованиями. Она сделала прорыв. Он — нет. Так зачем ему удалять данные? Почему бы не украсть проект? Они обмениваются взглядами, в которых читаются уважение и недовольство, как будто они надеялись, что я не догадаюсь о чем-то. — Ты прав, — неохотно соглашается Фрэнки. — Вирус уничтожил результаты исследований Луизы, но Эрнест не стал бы этого делать, если бы у него уже не было доступа к ним. — Как он мог получить доступ? — У нас есть сомнения, но… — Что? Она смотрит сочувственно. — Анабель. Я дергаюсь, как дикий зверь. Ощущение такое, что они меня обвинили. — Мы не думаем, что это было сделано со злым умыслом, — поспешно заверяет меня Рита. — В этом нет ее вины. С тем же успехом и ты мог оказаться на ее месте. Однажды к тебе на улице подходит незнакомец. Ты не знаешь почему, но чувствуешь сродство с ним. Это происходит постепенно, и со временем вы начинаете видеться все чаще и чаще. Ты никому не рассказываешь о знакомстве: у вас такая дружная семья, но здорово иметь секрет, о котором больше никто не знает. Однажды вечером, может быть за пиццей, или китайской едой, или просто чем-то вредным и классным, что запрещает тебе мама, он рассказывает тебе, кто он такой. Свою сторону истории. Оказывается, в чем-то твоя мама… сильно преувеличивала. Ему не нужно просить не рассказывать об этом близким — ты и сам понимаешь, что они с ума сойдут, если узнают, что вы с ним видитесь. Но он такой классный, гораздо круче твоей строгой мамы, и внимательно прислушивается к твоим проблемам, отчего они кажутся легче, кажутся решаемыми. И как тут поверить, что он и есть то чудовище, о котором рассказывала мама. Ты и не веришь. Проходят месяцы, прежде чем он спросит тебя о работе твоей матери, и еще несколько месяцев, прежде чем он впервые попросит принести что-то из ее лаборатории. Что-то незначительное, пару бумажек, взятых, вообще-то, из его собственного исследования, которое ему пришлось забросить. Ты не хочешь его разочаровывать, да и он каким-то образом умудряется обратиться к тебе с просьбой именно в тот день, когда она вывела тебя из себя. И вообще, если докопаться до сути, ты понимаешь, что зол на нее, потому что ты начал любить этого человека, любить по-настоящему, и он мог бы быть в твоей жизни уже много лет, если бы она сказала тебе правду. И ты соглашаешься. Ты крадешь то, что он просит, просто чтобы досадить ей… — Рита пожимает плечами. — Схема давно известная. Меньше чем за год он сумел бы вытянуть из Анабель все, над чем работала Луиза. Она замолкает. И она, и Фрэнки смотрят на меня в напряжении, как будто я вот-вот или блевану, или налечу на них с кулаками, или проделаю в стене дыру в форме Пита. И в следующее мгновение я с ужасом понимаю почему. — Так вот почему вы так беспокоитесь за Бел. — Именно. — Потому что она видела его, говорила с ним, знает, как он выглядит, и, возможно, даже была у него дома. — Именно. — Ее голос пугающе спокоен. — А он — как вы это назвали? — пропал с радаров. Я вспоминаю музейный коридор и думаю о том, как съемка прекратилась аккурат перед тем, как нападавший показался в кадре. Преданность и воздаяние, возможно, и личные мотивы, но замести за собой следы — просто деловой подход к вопросу. Вашу мать, вашу мать, вашу мать. Я опять думаю о черных кадрах видеонаблюдения, о том, как часы остановились на семнадцати, двадцати и тринадцати секундах: 17-20-13. Снова и снова прокручиваю в уме цифры. Я хочу помочь. Маме, Бел, хочу принести хоть какую-нибудь пользу. Я примеряю цифры к буквам латинского алфавита и получаю «QTM». Бессмыслица. Хочется кричать от отчаяния. Мне холодно, и я обнимаю себя руками. Забинтованная рука под мышкой пульсирует. Фрэнки успокаивает меня, кладет руку мне на плечо, и повернуться к ней навстречу так легко. — Мы должны найти Анабель раньше него. Ты ее брат, никто не знает ее лучше тебя. Куда она могла бы направиться? Наши люди следят за вашим домом, но, может, у тебя есть что-то на уме? Куда бы она могла пойти, если бы испугалась? Та доброта, та ласка, которые излучает Фрэнки, греют, как горячая ванна после многочасовой схватки с пронзительным ноябрьским ветром, и буквально обволакивают меня. Глаза наполняются слезами, и на секунду мамина больничная койка расплывается на два мутных пятна: рядом с мамой я вижу распростертое тело Бел и слышу такой же пугающий своей монотонностью писк аппарата. Между ними возник мой безликий отец в пыльном костюме, и особенно отчетливо я вижу его руки, покрытые синяками и кровью. «Пошел ты, — думаю я. — Я не дам ее в обиду». Мне нужно только сказать. Красные кирпичи и падающие листья мелькают в памяти. Я так испугалась. Если бы ей нужно было куда-то пойти, то только туда. Я открываю рот, чтобы сказать… Но… Ритины слова не дают мне покоя, занозой засев в мягких тканях моего мозга. Ты начал любить этого человека, любить по-настоящему. Но я бы не смог его полюбить, не смогла бы и Бел. Такое предательство было бы немыслимым. Сколько бы она ни сердилась на маму и что бы он ей ни наплел, Бел не стала бы помогать папе. Она бы палец о палец ради него не ударила, разве что кулаком в глаз, если бы выпала такая возможность. Концы не сходятся с концами в их истории. Но зачем им лгать? Мы шпионы, Питер. Ты должен понимать, что у нас есть свои секреты. О боже, я не знаю. Не знаю. Может, они все-таки говорят правду. Я снова бреду на ощупь в темноте. Мыслями я снова возвращаюсь к темным музейным кадрам. К паузам на семнадцати, двадцати и тринадцати секундах ровно. Секунда в секунду — в единственную микросекунду из тысячи, когда цифры показывали 00, три раза подряд. Случайность трудно имитировать, но эти часы даже не пытались. 17-20-13. Случайность трудно имитировать. 17-20-13. Фоновые шумы. |