
Онлайн книга «Только твоя»
— Если ты еще хоть раз произнесешь это слово... — перебил ее он. — Я беременна, — не слушая его, продолжила она, — и теперь требую, чтобы ты оставил меня в покое. Гвидо замер, всматриваясь в ее лицо. — Что ты сказала? — недоверчиво спросил он. — Уже? — Ты неплохо поработал, не так ли? Корделия скривилась от отвращения, ее начал бить озноб. — Ты взвинчена и едва ли понимаешь, что говоришь. Боже мой... ты беременна, — повторил Гвидо, пораженный этой новостью, но уже с явным чувством самодовольства. — Глупенькая, ты же могла навредить себе, когда бросилась на меня с кулаками! — Он поднял ее на руки. — Тебе не следует больше устраивать таких сцен. Ты должна сохранять спокойствие и... думать о ребенке, — наставительно проговорил он и понес ее в спальню. Ошеломленная его реакцией, Корделия тихо произнесла: — Оставь меня! — Ты этого не хочешь, — уверенно возразил он. — Хочу. С тяжким вздохом Гвидо положил ее на кровать. — У тебя просто истерика. Опираясь на руки, Корделия приподнялась на постели. — Я не истеричка! — закричала она ему в лицо. — Не будем спорить об этом. Естественно, ты расстроена, тебя мучают подозрения, и для этого есть серьезные причины. Ты права. Очевидно, Жаклин меня одурачила, — мягко сказал Гвидо. Однако его спокойный тон подействовал на нее, как красная тряпка на быка. — Думаешь, я никуда от тебя теперь не денусь, потому что беременна? — наступала Корделия. — Ошибаешься! Дедушка и мама помирились, так что теперь ты не сможешь меня шантажировать! Если ты не уберешься отсюда, я сама уйду на яхту! — Команда сошла на берег, — спокойно сообщил Гвидо. — Так что вряд ли кому бы то ни было удастся воспользоваться яхтой. Корделию затрясло. — У тебя больше нет права прикасаться ко мне... — Да я и сам... Скажи, почему ты позволила мне днем заняться с тобой любовью? — Гвидо, прищурившись, сурово посмотрел на нее. Лицо ее вспыхнуло. — Это был просто секс. Я использовала тебя, потому что мне так захотелось! Он прикрыл смеющиеся глаза длинными черными ресницами и отвернулся. Плечи его вздрагивали. — Думаешь, это смешно? Ты, похоже, уверен, что я без ума от тебя, и все эти угрозы — пустое. Но это не так. Неужели ты вообразил, будто я настолько глупа, чтобы питать нежные чувства к человеку, который женился на мне только для того, чтобы заграбастать деньги моего деда? Ты сам выставил себя на посмешище! — с горьким презрением выкрикивала Корделия. — Такой красивый, удачливый, умный мужчина... и вдруг женится на женщине, которую и за человека не считает, ради того, чтобы прибрать к рукам “Кастильоне корпорэйшн”! При этих словах глубокие складки залегли возле рта Гвидо, а взгляд его стал ледяным. Он встал и вышел из комнаты. — И не возвращайся! — крикнула ему вслед Корделия. Она долго сидела на постели, прислушиваясь к тишине. В глазах ее стояли слезы, в душе было пусто, но успокоиться она не могла. А если допустить, что он говорил о Жаклин правду? — подначивал ее внутренний голос. Нет, возразила ему Корделия, если Гвидо мне не верит, почему я должна верить ему? За четыре недели нашего брака он ни слова не сказал мне об этом. У меня тоже есть гордость — причем это все, что у меня теперь осталось. А еще — его ребенок. Десять лет назад он нанес мне глубокую рану, но я не допущу, чтобы это повторилось. И с этой мыслью обессиленная Корделия наконец заснула. Через пять дней на виллу прилетел Леонардо, младший брат Гвидо. Корделия встретила его неуверенной улыбкой и провела в огромную гостиную с расписным потолком. Юноша всмотрелся в ее осунувшееся лицо с распухшими глазами и покрасневшим носом, и взгляд его стал удрученным. — Мне хотелось бы сказать тебе комплимент, — тихо произнес он, — но я не могу лгать. Ты плохо выглядишь. К ужасу Корделии, из глаз ее бурным потоком хлынули слезы. — Гвидо в таком состоянии, — продолжал Леонардо, — что мы стараемся не попадаться ему на пути. — Где он? — не выдержав, спросила Корделия. — В Милане, работает в своей квартире. Мама, желая утешить его, сказала, что ваш брак был ошибкой, — смущенно рассказывал юноша, — и он впервые в жизни накричал на нее. Отец попытался заступиться за мать, так Гвидо чуть не ударил его. Так что, если тебе плохо, Делли... подумай и о других членах этой семьи, которые тоже страдают. — Не моя вина, что так получилось, — мрачно буркнула она. — Можно мне сесть, или я принадлежу теперь к вражескому лагерю? Корделия вспыхнула, вспомнив о правилах приличия. — Конечно, садись. Хочешь чего-нибудь выпить? — Нет, спасибо. Просто удели мне пять минут своего времени, — попросил Лео. — Гвидо не знает, что я здесь, а если бы узнал, то оторвал бы мне голову! — Я не могу обсуждать с тобой его. Это было бы неправильно. — Но слушать-то можешь, не так ли? — возразил юноша. — Ваша размолвка произошла из-за той публикации в газете? Ты можешь не отвечать мне, только кивни или покачай головой. Корделия сделала сначала одно, потом другое. — И как мне это понимать? — простонал Лео. Она пожала плечами, не давая втянуть себя в разговор. Ей отчаянно хотелось довериться кому-нибудь, но она понимала, что не может жаловаться на Гвидо его младшему брату. — Ладно, — устало сказал он. — Все равно я должен рассказать тебе все. Так вот, Гвидо провел те пять дней в Швейцарии. Он снял там шале и все время пил. — Юноша увидел, как у Корделии от удивления округлились глаза, и добавил: — Я случайно узнал об этом. Когда появилась эта заметка в светской хронике, хотел разыскать брата, чтобы сообщить ему об этом. Он был очень недоволен, что я его нашел. — Надеюсь, он пил не в одиночестве? — спросила Корделия. — С ним, как всегда, был Гильельмо, который каждое утро отпаивал его кофе. Так повторялось изо дня в день. — И почему же Гвидо напивался? — невольно вырвалось у Корделии. — Ему нужно было “о многом подумать” — цитирую дословно. — Мне он сказал то же самое. — Плечи ее поникли. — А почему для этого нужно было уехать именно в Швейцарию? — Думаю, он пытался спрятаться от самого себя. — Юноша помолчал. — Узнав о той грязной и лживой публикации, Гвидо так разозлился, что даже протрезвел, и утром следующего дня уже связался со своими адвокатами. Так что он никак не мог быть с Жаклин. — Леонардо грустно усмехнулся. — Думаю, мало кому захочется стать героем такой заметки, так что я бы на его месте дважды подумал, прежде чем обниматься с кем-нибудь. |