Книга Репит, страница 11 – Кайли Скотт

— Я ни разу не видел его полностью одетым, — шепчет Эд, когда мы оказываемся на приличном расстоянии. — Всегда носит только это термобельё.

— Его преданность комфорту восхищает.

— Твоя правда.

— Интересный район.

— Сама его выбрала.

— Я?

Эд кивает.

— Я жил в квартире с друзьями на другом конце города, а у тебя подняли арендную плату. Мы прикинули, что могли бы с тем же успехом съехаться.

— Я предложила или ты?

— Вместе решили.

— Понятно.

— Ты подумала, что с моими рабочим графиком будет лучше жить ближе к салону. Нам повезло, и мы нашли это место.

— Здесь чудесно.

— Так и есть. — Эд напрягает и сгибает руки, прежде чем осознает, что делает, и останавливается.

Кажется, я снова забрела на запретную территорию.

В такие моменты мне всегда интересно, о чем он думает, о чём вспоминает, что заставляет его так нервничать? Наверное, перебирает в уме старые добрые времена. Еще до того, как изменил или не изменил мне. Но даже я знаю, что лучше не спрашивать, что у него на уме. Именно поэтому я не пристаю к нему с вопросами, и не написала после той шумихи в больнице в понедельник. Случайное общение кажется самым безопасным. Меньше шансов, что он повернется ко мне спиной, если я не буду давить. Хотя я действительно хочу подтолкнуть.

Словно, прочтя мою последнюю мысль, Эд ускоряет шаг, оставляя меня позади.

— На этой неделе мы с Фрэнсис немного сдружились, — говорю я, когда мы, перейдя дорогу, входим в парк. Я думаю, что наш темп граничит со спортивной ходьбой. Во всяком случае, Гордон кажется довольным тем, что следует за мной, и я изо всех сил стараюсь не отставать. — Мы с ней ладим все лучше. Это прогресс.

— Хорошо.

— У тебя была напряженная неделя на работе?

— Ага.

Итак, все опять ужасно неловко. Но я могу это исправить.

— Бесконечное сидение дома жутко раздражает, но зато я начала перечитывать книги.

Эд кивает.

— Я, примерно, на середине «Противостояние» Стивена Кинга. Книга потрясающая.

Он хмыкает.

Ладно, похоже, я не могу это исправить. Он, как будто на суше, а я затеряна в море.

Я оставляю Эда на время и сосредотачиваюсь на собаке. Я присаживаюсь на корточки, почесываю брюшко Гордона и вслух сравниваю достоинства различных предметов, которые он мог бы пометить: металлическая ограда из цепей слишком скучна, но деревянный штакетник даже очень ничего. Гордон хватается за возможность наброситься на меня с собачьими «поцелуями» и в избытке чувств сваливает меня на задницу.

— Господи! — Эд с легкостью поднимает меня на ноги. — Ты не ушиблась?

— Нет, я в порядке. Спасибо.

— Будь осторожней. Он сильнее, чем кажется.

— Эй, он скорее романтик, а не боец. — Я вытираю собачью слюну с подбородка. — Слишком языкастый, Горди. Полегче с дамами. С ними надо сближаться постепенно.

— Клем, я серьезно. Тебе нужно быть осторожнее. — Эд поднимает солнцезащитные очки на макушку, озабоченно оглядывая меня, потом быстро стряхивает грязь с моей задницы.

Он обращается со мной по-хозяйски — и мне это нравится. Словно, он нажал у меня на кнопку «пуск» — и бум: кожа становится сверхчувствительной, дыхание учащается, и я желаю большего. Больше прикосновений. Больше Эда. Но в тоже время, это немного пугает. Холодность и беспристрастность безопаснее.

— На тебе уже достаточно синяков, — продолжает Эд, не подозревая, что во мне похоть борется со страхом.

— Не обращайся со мной так, будто я стеклянная.

— Тогда не надо так глупо рисковать.

— Ты что, издеваешься? Я не могу погладить собаку? Не могу выйти из дома? Я ни хрена не могу сделать без риска! Но самое плохое уже случилось и знаешь что? Я не умерла, и не собираюсь весь остаток жизни бояться. Так что иди к чёрту! И перестань уже меня трогать.

Эд ошарашен, и убирает руки.

Мне требуется добрая минута, чтобы успокоиться. Я вовсе не собиралась наезжать на него. Честно говоря, не знаю, откуда все это взялось. Френсис время от времени раздражает меня своими предостережениями и тем, что скрывает некоторые вещи, но в целом я справляюсь с этим нормально. По крайней мере, я не оскорбляю ее на людях. Но в этом есть и положительные стороны — похоть прошла.

— Теперь ты в порядке? — спрашивает Эд приглушенным голосом.

— Да.

Он надевает солнечные очки, прикрывая глаза.

— Тогда ладно.

Гордон смотрит на нас двоих, прежде чем подойти ближе. Ему на пути попадается пчела, и он, конечно, с интересом ее обнюхивает.

— Горди, разозли пчелу, и тебя ужалят, — говорю я и отвожу его подальше от соблазна. — Не самый лучший жизненный выбор.

— Я думаю, это верно для всех нас, а не только для Гордона.

Эд, вероятно, дразнится, но я лучше помолчу.

— Ты радовалась и наслаждалась, а я слишком остро отреагировал, — произносит он. Вечерний ветерок ерошит его волосы. Он как будто сошел с рекламы. Слишком совершенен, слишком красив, и вообще слишком. — Извини. Мне тоже не следовало прикасаться к тебе без разрешения. Когда мы вот так вместе, я иногда забываю.

Я фыркаю.

— Ты забываешь? Попробуй побыть на моём месте.

Услышав это, он смеется и качает головой.

— Как ты можешь шутить об этом?

— Черный юмор помогает. Видит Бог, быть все время в депрессии ужасно скучно.

— Справедливо. — Уголки его губ приподнимаются. — Знаешь, раньше ты бы так не поступила. Я имею в виду: не сказала бы напрямую, что тебя раздражает. Ты бы сначала поварилась в этом пару дней, накручивая себя, и в процессе делая нас обоих несчастными.

— И опять я кажусь какой-то ужасной.

— Не-а. Мы оба редко говорили откровенно о том, что нас беспокоит.

— Неужели у тебя есть недостатки?

— Поразительно, не так ли? — Эд подстраивает шаг так, чтобы я больше не отставала.

Уже неплохо.

— Ага, а потом ты скажешь, что раньше стягивал все одеяла на себя и всегда хотел быть сверху.

Эд резко поворачивается ко мне. Напряжение ощутимо физически.

Чёрт!

— Прости. Не следовало трогать эту тему. Врачи говорят, что лобная доля мозга у меня, в конце концов, снова начнет нормально работать. Но опять же, моему речевому фильтру нельзя доверять.

Эд вздыхает.

— Это ни к чему нас не приведет. Как насчет того, чтобы перестать извиняться друг перед другом?