Книга Зеркала и галактики, страница 135 – Елена Ворон

Она добросовестно изложила все, что смогла припомнить. Тони помолчал, отрешенно глядя в пространство.

– Ладно, – сказал он в конце концов. – Будем считать, что и впрямь случайная встреча. Майк Эри… Поверим ему.

– Ты его знаешь?

– В нашем городе все друг друга немного знают, – отозвался Тони с неохотой, и Мишель не стала расспрашивать.

– Путевка действительна в течение полугода. – Она сложила бумаги обратно в конверт. – Когда поедем?

– Завтра.

– Что? – Она сочла, что ослышалась.

– Завтра, – чеканно повторил Тони. – После скандала, который сегодня разразился в конторе, мне предложили компенсацию за моральный ущерб либо отпуск. Я выбираю отпуск. – Он поглядел в растерянное лицо Мишель и вскочил на ноги. – Послушай. Ты – самая чудесная и самая сумасшедшая из всех, кого я знаю. Я понимаю, кем выгляжу в твоих глазах, и не буду навязываться, не стану требовать ни близости, ни… ничего. Я умею ждать. Полтора года – ничто, если сравнить с целой жизнью…

– Бог мой, – ее передернуло. – Тебе не приходит в голову, что можно разорвать и этот контракт и сменить профессию?

– Контракт подписан на жестких условиях. Я не могу его порвать.

Тони не трус – но почему он смиряется?

– Кто держит тебя в кулаке?

– Тот человек, который тебя напугал, – произнес Тони, понизив голос. – Это нечто потустороннее; невозможное. Экстрасенс, который в один миг ломает чужую волю и имеет бесконечную власть.

– Конечную, – возразила Мишель. – Я над ним посмеялась, он разобиделся и убрался.

У Тони дрогнули углы крепко сжатых губ.

– Пожалуй, нам следует улететь на Изабеллу прямо сегодня. Я не шучу. Мишель, я не верю в демонов, но этот человек – черт! И когда он забирает над тобой власть, ты не в силах противиться ничему.

– Ты бредишь, милый, – улыбнулась Мишель, глядя в его тревожные глаза. Однако в словах Тони, несомненно, была доля истины. Вспомнить хотя бы ощущение ожогов от ядовитого взгляда…

На столике ожил коммуникатор, издав приятную трель; номер высветился незнакомый.

– Слушаю вас, – проговорила Мишель, стараясь не выказать внезапного страха.

Молчание.

– Я слушаю, – повторила она, пугаясь еще больше.

Тихое, едва различимое дыхание.

Тони решительно отстранил ее. На лице была написана злость, но голос прозвучал весело и немного похабно:

– Гайда? Имейте же совесть! Оставьте благонамеренную девицу в покое. Что? – Он выслушал несколько фраз; губы кривились. – Гайда, Гайда, – протянул Тони с укором. – Право же, вы сошли с ума. Ладно, будь по-вашему.

Он прервал связь – и внезапным ударом смел коммуникатор со столика на пол. Аппарат раскололся.

– Едем. – Тони схватил конверт от «Лучистого Талисмана», смял, сунул во внутренний карман. – Быстро! – рявкнул он. – У нас времени меньше получаса.

– Господь с тобой! Куда? – Мишель попятилась.

Загорелые щеки Тони потемнели от внезапного румянца.

– Я знаю, что делаю! – Ухватив за руку, он потащил ее из студии. – Нам лишняя минута дорого обойдется – Гайда страшный противник. Говорю тебе: он демон.

– Мы удираем?

– Да!

Мишель хлопнула себя по карману на брюках:

– Кредитка при мне.

– Бежим.

Она выскочила вслед за Тони на сумеречную площадку. Мгновение помедлив, он выбрал «сонату» и прыгнул на место водителя.

– Почему не на твоей? – Мишель уселась рядом.

Тони рванул с места, развернул машину на одном колесе. Мишель свою малютку берегла, «соната» не знала подобного обращения.

– Потому что… черт знает… – с большими паузами ответил он, закладывая виражи, – мне могли поставить маячок… и тогда нас отследят.

Он пронесся пару кварталов по Долгому шоссе, свернул, еще раз свернул, вылетел на Среднюю кольцевую дорогу, которая огибала бурлящие вечерней жизнью центральные районы, и еще прибавил скорость.

Мишель перестала тревожиться. Рядом с ней был не жиголо, несчастный и жалкий, которого требовалось защищать и поддерживать, а сильный, решительный человек, способный постоять за них обоих. Глядя на залитую светом фонарей, летящую под колеса ленту шоссе, Тони щурился, но казался спокойным.

– Кто такой Гайда?

– Спущенный с цепи демон.

– Демонов не бывает.

Тони повернул голову и несколько мгновений в упор смотрел на Мишель. «Соната» вильнула, и он вновь перевел взгляд на дорогу.

– Гайда питается чужим страданием. Порабощает жертву и мучает ее, как может.

– Это он принудил тебя стать жиголо?

Тони снова ответил долгим взглядом, во время которого машину понесло к обочине.

– Он наслаждается, когда заставляет людей страдать.

Мишель потрясла головой.

– Бред какой-то. Кем бы он ни был, неужто на урода не найти управы?

– Я не нашел, – отозвался Тони.

Мобиль вильнул в третий раз.

– Что с тобой? Спишь за рулем?

– Мишель… Я испробовал на своей шкуре все, что Гайда в состоянии измыслить. А теперь появилась ты… Видит Бог, я не хочу, чтобы он до тебя добрался.

Мобиль дернулся – Тони затормозил – и покатился дальше, вновь набирая скорость.

Мишель вздрогнула от внезапного озарения. Тони – он же безумен! Сердце замерло, оледенев, затем согрелось и сильно застучало. Мишель перевела дух, коснулась аристократической руки:

– Останови, пожалуйста.

– Мы торопимся.

– Останови! Мне нужно. Меня тошнит.

Тони свернул с кольцевой дороги к выезду из города. Лицо было задумчиво, глаза не отрывались от дороги.

– Тони! – взмолилась Мишель. – Родной мой, любимый, я не хочу!

Он затормозил и бросил машину к обочине. Всем корпусом повернулся к Мишель, схватил за плечи, рванул на себя, так что сработала система безопасности, удержала Мишель в своих крепких объятиях.

– Я не хочу туда. Тони, я тебя прошу! – Говорить что угодно, лишь бы он опомнился, очнулся от своего затмения.

– Да ты понимаешь, куда мы едем? К Гайде! – Он встряхнул ее.

– Не надо, – она вцепилась ему в руки, прижала к груди, затем, во внезапном порыве, – к губам. – Не поедем к Гайде. Я люблю тебя. – Она целовала его ледяные пальцы. – Ты мой единственный, любимый. Тони, милый, поедем домой?

– Но я везу тебя к Гайде, – повторил он растерянно; пальцы согревались от ее дыхания и быстрых поцелуев.

– К черту Гайду, – убеждала Мишель. – Поедем домой. Я хочу быть твоей. Ты мой чудесный, желанный; я хочу вернуться с тобой домой. Я люблю тебя! – твердила она одно и то же, чувствуя, что он поддается уговорам и безумие отступает.