Книга Поле мечей. Боги войны, страница 219 – Конн Иггульден

– Как он себя ведет? – спросил Юлий.

Прежде чем легионер успел ответить, на них обрушился громкий поток ругательств – толстая дверь почти не заглушала пронзительный детский голос.

– И так уже несколько часов, господин, – сообщил легионер.

Юлий поморщился:

– Открой дверь. Я с ним поговорю.

Войдя, он увидел, что из этой комнаты тоже все вынесли. Тут не было даже кровати, ничего, кроме маленькой скамейки и ведра. На стене висела одна-единственная лампа, и в ее тусклом свете Юлий разглядел, что царь Египта весь перепачкан белой пылью.

Птолемей сложил руки на узенькой груди и с достоинством смотрел на своего похитителя. Ребра у него просвечивали. На щеках темнели пыльные разводы, – видно, фараон утирал слезы.

– Доброго тебе утра, – поздоровался Цезарь, усаживаясь на скамью. – Когда принесут завтрак, я прикажу найти для тебя одежду и постель. Ни к чему тебе испытывать неудобства.

Птолемей молча продолжал смотреть на Юлия. При свете дня мальчик оказался еще моложе. Лицо с изящными чертами, такое бледное, словно его никогда не касались солнечные лучи, искажала угрюмая ненависть. Темные, с длинными ресницами глаза – в точности как у Клеопатры. При мысли об их супружестве Юлий едва не передернулся от отвращения.

Цезарь помолчал, потом поднялся и произнес:

– Если тебе ничего не нужно, я вернусь к своим делам.

Он отвернулся, собираясь уйти, но Птолемей бросил ему в спину:

– Ты должен немедленно меня отпустить! – Латынь фараона была безупречной.

Юлий повернулся к нему, не в силах сдержать улыбку:

– Не могу, повелитель. Ты мне еще нужен.

– Чего ты хочешь? Золота? – Губы Птолемея презрительно искривились.

– Я хочу, чтобы Клеопатра вернулась на трон, – ответил Юлий, пристально глядя на мальчика.

Однако, сказав, он сразу усомнился, что и вправду этого желает. До ночного свидания с Клеопатрой ему все представлялось ясным. А теперь мысль вернуть царицу в объятия брата уже не казалась привлекательной.

– Я так и знал – тут не обошлось без нее! – взорвался Птолемей. – Я так и думал! И ты думаешь, я соглашусь? Она обращалась со мной как с ребенком.

– Ты и есть ребенок! – отрезал Юлий и тут же пожалел о своих словах. Он вздохнул и снова сел на скамью. – Наверное, приближенные выполняют любое твое желание?

Птолемей помедлил:

– Да – если оно не противоречит обычаям. – Фараон избегал взгляда Юлия. – Пусть я молод, но придворные почитают мой сан и происхождение. – Птолемей опять вспылил. – Твои люди вторглись в мои покои, ударили меня! Тебя жестоко казнят, когда…

– Как я заметил, Панек с тобой не очень-то считается, – пробормотал Юлий.

Птолемей сверкнул глазами:

– Ты ничего не знаешь о моей жизни, римлянин! Я юн, но я фараон! Я – воплощение бога. А Панек…

Он смешался, и Юлий, видя, что нашел слабое место, быстро заговорил:

– А Панек управляет страной. Думаешь, ты вырастешь, и советник уступит тебе власть? Напрасно. Произойдет несчастный случай: ты неудачно упадешь или заболеешь, и следующие несколько лет, пока подрастает другой фараон, будет править Панек. Я знаю, что такое жажда власти, мой мальчик. Можешь мне поверить.

Птолемей задумался над этими словами, а Юлий удивился самообладанию мальчика. Он ждал жалоб, слез, но пленник обращался с ним как с равным, а то и низшим. Фараон, конечно, еще ребенок, однако ум у него острый – Птолемей явно уже принял для себя решение.

– Панек разъярится, когда узнает о моем похищении, – задумчиво произнес фараон.

Юлий видел, что мысль эта приятна мальчику, и ждал продолжения.

– Тебе придется доказать ему, что мне не причинили вреда, или мой советник сровняет дворец с землей.

– Докажу, – согласился Юлий, – если тебе угодно.

Птолемей вопросительно посмотрел на него, и он продолжил:

– Быть может, ты и сам больше не захочешь иметь Панека при себе. Подумай. Я могу потребовать, чтобы твои приближенные отправились в изгнание, и ты будешь править вместе с Клеопатрой.

Темные глаза мальчика казались непроницаемыми. Юлий слишком мало знал Птолемея и не понял – убедил он его или нет.

– Для чего тебе это? – спросил Птолемей. – Ты увлекся моей сестрой? Или, быть может, возжелал моего тела?

Юлий едва сдержался.

– Будь ты моим сыном, я бы тебя отшлепал, – сказал он. – Впрочем, и теперь могу.

– Ты не посмеешь, – возразил Птолемей с такой спокойной уверенностью, что Юлий растерялся.

Он хотел приказать, чтобы принесли прутьев, но остался сидеть, положив руки на колени.

– Ты был очень дерзок с Панеком, – упрекнул Птолемей. Фараон вспоминал об этом с удовольствием. – Он потом долго отлеживался, пил холодное питье, а рабы растирали его, пока его гнев не угас. Видно, римляне – грубый народ.

– Такой стервятник кого угодно выведет из себя, – пробормотал Юлий.

Напряжение мальчика немного ослабло, и Юлий понял: он на верном пути.

– Покажи мне свой меч, – неожиданно попросил Птолемей.

Не говоря ни слова, Юлий вынул гладий и протянул пленнику. Не ожидавший такого фараон удивился и, взяв меч, тут же направил клинок на сидящего консула.

– Не боишься, что я тебя убью? – поинтересовался он.

Юлий медленно покачал головой, внимательно следя за пленником:

– Не боюсь. Оружие само по себе ничего не значит. Важен человек, который его держит. Ты и оглянуться не успеешь, как я отниму меч.

Птолемей посмотрел ему в глаза и увидел, что Юлий говорит правду. Он попытался замахнуться, однако гладий был слишком тяжел для детской руки.

– Хочешь научиться? – спросил Юлий.

Лицо фараона просветлело, но через миг приняло выражение угрюмого недоверия. Он неловко вывернул гладий, отдавая его Юлию рукоятью вперед.

– Не прикидывайся другом, римлянин. Я для тебя всего лишь ценная вещь, которую можно обменять на что-то нужное. Ты мой враг, и я этого не забуду. – Птолемей на секунду остановился и сжал один кулак. – Когда я стану мужчиной, я припомню тебе, римлянин, как ты держал меня в заточении. Я приду за тобой, и мое войско будет числом словно саранча. Твои кости раздробят молотом, а кожу снимут и сожгут. Тогда узнаешь меня!

Юлия забавлял свирепый взгляд мальчика.

– Только сначала подрасти.

Он поднялся на ноги. Казалось, пленник вот-вот бросится на него, но фараон в бессильной ярости повернулся спиной. Юлий легким шагом вышел навстречу дню.

Панек прибыл на рассвете с целой толпой придворных. Они приблизились к стражникам, стоящим в саду, и их подвергли тщательному обыску. Затем троих самых главных пропустили во дворец.