Книга Милый дом, страница 46 – Тилли Коул

Я задрожала от его слов, и если судить по вспышке понимания на его лице, то Ромео был удовлетворен моим ответным желанием.

Устроившись рядом со мной, он притянул меня в свои объятия и принялся играть моими волосами.

– Расскажи мне что-нибудь такое, чем никогда ни с кем не делилась.

Я напряглась, но он, опережая события, обхватил меня свободной рукой, умоляя говорить.

– Что, например?

Роум пожал плечами.

– Да что угодно. Просто кое-что, чего больше никто не знает. Какая-то глубокая тайна или то, чего ты боишься.

Я посмотрела в его полные надежды глаза и отважно решила сделать так, как он просил. Поделиться тем, что меня сильнее всего ранит.

– Мне так одиноко, что временами я серьезно задумываюсь над тем, что это может меня убить.

Опустошение отразилось на лице Ромео. Он навалился на меня сверху, настойчиво прижимаясь ртом к моим губам, к щекам, ко лбу.

– Молли, детка, ты разбиваешь мое проклятое сердце.

Я незаметно вытерла непрошеную слезинку.

– Это правда, и я никому не говорила об этом до сих пор… до тебя. Мне было сложно таким делиться. Удивительно, как громко тишина способна кричать, безжалостно напоминая тебе о том, что ты в этом мире совершенно один.

Ромео озабоченно облизнул нижнюю губу, его глаза блестели.

– Могу я тебе кое-что сказать?

Я робко кивнула. Парень провел пальцем по моей щеке, словно это действие питало его силы, а не успокаивало.

– Я тоже отчаянно одинок.

Я ничего не могла с собой поделать. Слезы хлынули из моих глаз стремительным потоком, а Роум уткнулся лицом мне в шею, вдыхая нашу общую боль. Мы держались друг за друга, как за спасательный круг.

Я почувствовала горький привкус соли на своих губах. Когда после нескольких минут столь необходимой близости Ромео поднял голову, безмятежное спокойствие поселилось в его чуть приоткрытых глазах.

– Мы больше не должны чувствовать себя одинокими, детка. У меня есть ты, а у тебя – я.

– Какое-то безумие, Ромео. Мы так мало знакомы, но мне кажется, что я знаю тебя всю свою жизнь.

На его губах расплылась ухмылка.

– Мы предназначены друг другу звездами, Шекспир. Несчастные влюбленные. Вот только, в отличие от наших тезок, у нас есть целая жизнь, чтобы узнать друг друга. Я позабочусь о том, чтобы мы жили долго и счастливо.

Я притянула его к себе, положив руки на его раскрасневшиеся щеки. Он позволил мне некоторое время побыть ведущей, прежде чем отстраниться и игриво помахать пальцем перед моим лицом, чтобы я перестала проверять границы дозволенного.

Внезапно Ромео упал на спину. Я обняла его за талию, удобно устроив голову на его груди.

– Хмм… – задумавшись, протянула я.

– Что, детка? – спросил Роум, поглаживая мои волосы.

– Так удивительно слышать еще одно сердцебиение, кроме собственного.

– Мол…

– Тс-с-с… просто… дай мне послушать. От этого я становлюсь невероятно… цельной.

Надежные объятия Ромео прижимали меня к его груди, и я расслабилась, слушая вводящий в успокоительный транс ритм его сердца.

Спустя несколько минут тишины Ромео спросил:

– Цитата у тебя на бедре… Расскажи мне о ней. – Я напряглась, но его руки лишь крепче обняли меня. – Я с тобой, детка.

– Мой… – Я закашлялась, потому что от волнения у меня перехватило дыхание. – Мой отец использовал эту цитату в своем предсмертном письме. Он повторял ее мне каждый вечер перед сном. Мне хотелось какого-то напоминания о нем, чтобы никогда его не забыть.

Я услышала, как Ромео тихо, сочувственно вздохнул.

– На память? – спросил он.

Я кивнула, прижимаясь к его теплой обнаженной коже.

– Ага. Мастер все верно и качественно сделал, но письмо я тоже храню.

Роум слегка сдвинулся.

– Хранишь?

Я приподнялась на локтях, наблюдая за его нервным поведением. Я видела, что он понятия не имеет, что сказать мне в ответ.

– Хочешь прочесть?

Он выглядел на удивление испуганным.

– Зачем?

– Никто, кроме меня и моей бабушки, никогда этого не делал. Я хотела бы поделиться этим с тобой. С каждым днем мне все больше и больше хочется впустить тебя в свою жизнь. Записка может помочь тебе понять кое-что… обо мне.

– Ладно, – согласился он, широко распахнув глаза.

Я медленно поднялась с кровати и подошла к шкафу. Достала старинную шкатулку из дуба, спрятанную на верхней полке, и повернулась к Роуму, который бесстыдно любовался видом моего обнаженного тела.

Я покачала головой и рассмеялась.

– Ты неисправим.

– Просто чтобы ты знала, попозже я снова тебя возьму. Это зависимость, Шекспир. Я чертовски зависим.

Уже привычная дрожь прокатилась по моим внутренностям, и я направилась обратно к этому парню. Он прижал меня к своему теплому телу, и я открыла коробку, вытащила потертый, пожелтевший листок бумаги, который когда-то заламинировала. После дрожащими руками протянула его Ромео. Он начал старательно читать про себя.

Воцарилась абсолютная тишина, и я решила воспользоваться моментом и побыть наедине. Я накинула свой недавно купленный черный шелковый халат длиной до колен и вышла на балкон, где глубоко втянула свежий воздух в легкие, в то время как деревья мягко покачивались на вечернем ветру. Как бы часто я ни читала то письмо, оно причиняло мне боль каждый раз. Те слова на повторе проносились в моей голове:

«Моя маленькая Молли-попс, письма труднее мне еще не приходилось писать.

Во-первых, я хочу, чтобы ты знала, что я любил тебя сильнее, чем любой папа когда-либо любил свою маленькую девочку с самого начала времен. Ты – свет моих очей и лучшее, что я создал в своей жизни.

Я знаю, что сейчас тебе этого не понять, но со временем это придет. Я хочу объяснить, почему я оставил тебя, и хочу, чтобы ты знала, что это не потому, что ты сделала что-то не так.

Я любил многих людей в своей жизни, но моя любовь к твоей маме была выше того, что можно объяснить. День твоего рождения стал и самым печальным, и самым счастливым днем в моей жизни. Счастливым, потому что у меня появилась ты, а печальным, потому что я потерял вторую половину своей души.

Я сломлен, Молли, и никто, кроме Бога, не способен меня исцелить.

Однажды, моя милая девочка, появится какой-нибудь счастливый молодой человек и поможет тебе понять смысл любви. Она перевернет твой мир и покажет, что значит отдать свое сердце другому и добровольно предложить в дар половину своей души. Он будет всецело ими владеть, но прежде убедись, что он достоин такого сокровища. Делай все, что в твоих силах, чтобы защитить то, что у вас с ним будет.