Книга Девиантная принцесса, страница 50 – Трейси Лоррейн

— Нет, я так не думаю. Думаю, я должен быть просто благодарен, что у моего брата хватило ума дать ей горелку на случай, если что-нибудь когда-нибудь немного выйдет из-под контроля. Потому что, если бы он этого не сделал, и она не смогла связаться, она все еще была бы здесь сейчас, не так ли?

— Возможно, — признаюсь я.

— Так каков был твой план? — Спрашивает Круз. — Запереть ее, заставить ее влюбиться в тебя, сделать так, чтобы она забеременела и родила несколько маленьких наследников Жнецов/Чирилло?

— С-сделать ее берем… что? Нет, я не пытался ее ни в чем обмануть. Дерьмо. Что, черт возьми, ты обо мне думаешь?

— Значит, ты не накачивал ее наркотиками, не запирал в камере и не запрещал контроль над рождаемостью?

Мой подбородок опускается, когда я слышу эти слова, и я не единственный, кого они шокируют, потому что в мгновение ока я прижимаюсь спиной к стене, а предплечье Доусона прижимается к моему горлу, перекрывая доступ воздуха.

— Ты сука-манипулятор, Чирилло.

— Я-я н-не делал, — выдыхаю я, пытаясь выдавить слова. — Это было не ч-что…

— Значит, моя племянница не просила меня принести ей таблетку на следующее утро из-за тебя?

Боль взрывается в моей голове сбоку, и все вокруг погружается во тьму.

* * *

— Тео. Мягкий, женский голос звучит в моих ушах, и моя кровь начинает нагреваться.

Эмми.

Пальцы нежно проводят по моему лицу, и кожу покалывают мурашки.

— Эм, — стону я, мое тело горит от ее невинного прикосновения.

— Тео, проснись.

Моя голова знает, что что-то не так, но мое тело отказывается это принимать.

— Ты нужна мне, — умоляю я, тянусь к ней.

Моя рука находит ее талию, и я сжимаю, убеждая себя, что она там, прежде чем провести ею вверх по ее телу, пока…

— Продолжай в том же духе, и ты можешь потерять способность пользоваться своей рукой.

Мои глаза распахиваются, и я потрясенно втягиваю воздух.

Я знал, что это была не она, но я не хотел в это верить.

— Черт, — шиплю я, глядя в светло-голубые глаза Стеллы. — Как вы попали внутрь?

— Твоя дверь была открыта. Я видела, как отец и дядя Эмми выходили из здания. Я предположила, что они нанесли тебе визит.

— Да, — ворчу я, подталкивая себя так, что сажусь, прислонившись спиной к кухонному островку.

Мое похмелье все еще бушует, но стреляющая боль сбоку от моего лица становится более настойчивой.

— Что случилось?

— Ди вырубил меня, — признаюсь я.

— Не могу сказать, что ты этого не заслужил.

— Я знаю. Честно говоря, я удивлен, что он не поступил хуже.

Она встает и тянется ко мне, помогая подняться на ноги.

Я хочу отмахнуться от нее, сказать, что со мной все в порядке, но в ту секунду, когда я выпрямляюсь, мои колени, черт возьми, чуть не подкашиваются. Я решаю не быть мужчиной прямо сейчас и опираюсь на нее для поддержки, когда она ведет меня к дивану, прежде чем бесцеремонно опустить меня на него.

— Синяк от этого, плюс тот, что от моего фингала, заставят тебя выглядеть чертовски уродливо. Ты же знаешь это, верно? — Говорит она мне с ухмылкой.

— Уродливо? Нет, все девочки хотят плохого мальчика. Я думал, ты это знаешь?

Она смотрит на меня с суровым выражением лица, улыбка даже не дрогнула на ее губах.

— Не пытайся быть милой. Тебе это не идет.

— Как и вести себя как гребаная киска, но, похоже, я тоже не собираюсь этому препятствовать.

— Та боль, которую ты чувствуешь, — говорит она, хотя я не уверен, имеет ли она в виду настоящую боль на моем лице или ту, что в моем сердце. — Это даже не половина того, чего ты заслуживаешь.

Я откидываю голову назад, снова закрываю глаза и слушаю ее шаги, когда она пересекает мою гостиную.

Она стучит по моей кухне, прежде чем аромат насыщенных кофейных зерен наполняет воздух вокруг меня, заставляя мой рот наполниться слюной.

— Вот. — Ее голос пугает меня, и я пару раз моргаю, чтобы разогнать туман в голове.

Она стоит передо мной со стаканом воды и двумя белыми таблетками в руке.

— Спасибо, — бормочу я, беря оба. — Почему ты помогаешь мне? — Спрашиваю я, когда она садится прямо передо мной на кофейный столик.

— Я задаю себе тот же вопрос. Что я должна была сделать, когда нашла тебя без сознания, так это закончить работу, как я обещала, если ты причинишь ей боль.

— Почему ты этого не сделала?

Она глубоко вздыхает, позволяя мне увидеть ее внутренний спор о том, что сказать дальше.

— Потому что я вижу, что тебе так же больно.

Я не могу удержаться от смеха — либо так, либо плачь, а этого, черт возьми, не произойдет.

— Ты можешь поговорить со мной, ты знаешь. Я не побегу обратно к Себу или ребятам и не скажу им, что у тебя на самом деле есть сердце под всей этой броней.

— Они уже знают. Они знают меня достаточно долго, чтобы видеть глубже, — признаю я.

— Но ты не будешь разговаривать с ними, потому что вы парни. Ты просто говоришь о том, как трахаешь и убиваешь людей.

— И девушки не говорят о сексе? — Спрашиваю я, приподнимая бровь, глядя на нее.

— Конечно, говорим, — ухмыляется она. — И она расскажет мне все твои грязные секреты.

— Отлично, — бормочу я, наклоняясь вперед и уронив голову на руки.

Это больно, но, как она сказала, я это заслуживаю, поэтому я просто набираюсь мужества и справляюсь с этим.

— Я скучаю по ней, — признаюсь я. — Это место… без нее здесь пусто.

— Ты действительно не имел никакого отношения к этому браку? — спрашивает Стелла.

— Нет. Папа шокировал меня этой новостью несколько недель назад, вручив мне подписанные свидетельства.

— Я не могу поверить, что они вот так подписали контракт с вами обоими.

— Я думаю… Я думаю, у папы были добрые намерения, несмотря на то, насколько это хреново. Дедушка Эми, однако… Я почти уверен, что он продал бы свою жену, если бы это еще больше залезло в задний карман отца.

— Но его собственная внучка… — говорит Стелла, как будто нам обоим нужно напоминание.

— Мое предположение? Рэм потерял много доверия со стороны моего отца и семьи после всего дерьма с Джокером. Упускать что-то настолько важное, как это, позволяя одному из своих членов преследовать одного из нас, как это сделал он… это ставит под сомнение его лояльность. Он хотел сделать огромный жест, что-то, что показало бы, насколько серьезно он относился к нашему союзу.