Онлайн книга «Френдзона для бэдбоя»
— А ну-ка, дай руку, — прошу, преисполнившись мрачной решимостью. — Зачем? — бормочет он рассеянно. Не вдаваясь в разъяснения, перехватываю его правую кисть и, пользуясь тем, что Мартышев сейчас слегка дезориентирован, со всей дури впечатываю его ладонь в торчащее из рейки остриё гвоздя. — Вот это называется «на память», — улыбаюсь во весь рот его отборным матам. — Не потеряешь и не украдут. Всю жизнь вспоминать будешь. — Ты!.. Идиотка психованная! — он затыкается, чтобы оценить рану. Весьма глубокую, судя по кровоподтёкам, и… зачарованно заглядывает мне в лицо. — Что? — Никогда таких сумасшедших не встречал, — признаётся вдруг хрипло. С иррациональным восхищением кривит уголок губ. — А давай рванём отсюда вместе, Ахметова? Прямо сейчас. Я квартиру один снимаю. Будем устраивать лучшие тусовки в городе! Впору рассмеяться, если б не было так грустно. Где я, а где тусовки… — Придержи коней, Мартышев, меня укачивает. — Зябко веду плечами, затем обхватываю их ладонями и начинаю растирать. — Но если ты теперь мой парень, то на зимние каникулы, может быть, сдамся и выберусь в гости. — Сдашься, даже не сомневайся. Как немцы в сорок пятом, — заявляет он с мальчишеской улыбкой. А затем целует с таким исступлением, что у меня опять в глазах темнеет и подгибаются колени. По-взрослому глубоко и по-животному голодно. Так, что в гости к нему выбраться хочется прямо сейчас. — Марьям, мне правда, пора. — Езжай. Остаюсь стоять на месте. Запоминаю шальную улыбку, то как он оборачивается постоянно. Ну так, на всякий случай. В моей семье мужчины всегда держат слово, но Мартышева, по-моему, воспитала неизвестная форма жизни и где-то вообще не на нашей планете. — Пять дней, детка. И я не знаю, что с тобой сделаю… — Вот заодно и придумаешь. Макс вдруг срывается назад, принимается шарить по карманам… И всё портит. Просто размашисто перечёркивает. — Чуть не забыл, — суёт мне под нос сложенную вдвое стопку купюр. — Держи. Сапоги себе купишь, шапку тёплую… Что-то там ещё перечисляет… Но я уже сплёвываю ему под ноги и рассерженно иду домой. Дурак. Я всем сердцем к нему, а он? Умеет же, зараза, опошлить. Напрасно я в нарядном свитере все выходные прокрутилась у окна. Макс не приехал ни неделю спустя, ни даже пять. Зато организм, озверев на почве обострившегося приступа влюблённости, начал активно потреблять калории. Отец, глядя на то, как я уминаю очередную порцию плова, весьма непрозрачно намекнул, что если я не перестану обносить холодильник, то в своё прошлогоднее пальто влезу только с Божьей помощью. И ненавязчиво так выдал денег на глистогонные. Другого пальто у меня не было, поэтому трату я посчитала разумной и смиренно потопала в ближайшую аптеку. Поздняя осень нещадно срывала последние листья. Небо хмурилось, а новые сапоги промокли насквозь в первой же луже, которая по традиции растянулась прямо на зебре. Никогда раньше не хандрила, а тут вдруг так стало паршиво. Одна мысль о таблетках крутила внутренности до тошноты. Фармацевт, внимательно меня выслушав, предложил сначала купить тест. На всякий, так сказать, случай. Вспомнив о беспечности своего первого мужчины, я посчитала и эту трату уместной. А потом, уже дома, долго рассматривала две яркие полоски и, наверное, впервые в жизни заплакала. Правда, легче от этого не стало. И проблемы не решились самостоятельно. Самая острая из них — как сообщить новость Максу? Ведь ни его номера, ни адреса я отродясь не знала. * * * Восемь утра. Понедельник. Вместо того чтобы топать на пары, спозаранку стою у школьных ворот, высматривая младшую сестру Макса. Катя девочка броская, её видно издалека. Осанка прямая, светлые волосы собраны в хвост прядка к прядке, манжеты исключительно белоснежные, даже подошвы в осеннюю слякоть, кажется, сверкают от чистоты. Взгляд строго вперёд. Ни одной подруги никогда не видела с ней рядом, всегда особняком. Одним словом — отличница. Гордость школы. Казалось бы, такая и здороваться со мной не станет. Но нет, девчонка неожиданно подходит первой, протягивает небольшую бутылку с водой. — Всё в порядке? Может, дежурную медсестру позвать? Меня всё утро страшно тошнит. Судя по Катиному жалостливому взгляду, лицом я сейчас примерно того же цвета, что и в отражении лужи. — Не нужно, — бормочу, думая, как бы так туманней изложить свою просьбу, чтобы и ответ получить, и вопросов не вызвать. В провинциальных городах слухи разносятся со скоростью лесного пожара. Одно лишнее слово и сгорела дотла моя репутация. — Кать, я могу как-то связаться с твоим старшим братом? Может, дашь его номер? — Конечно, — с готовностью кивает она. — Минуточку. Кстати, если поспешишь, то можешь его застать. Он ещё не уехал. Сердце колет. Сильно и резко. Что значит «ещё»?! Первая мысль — кинуться домой, чтобы не разминуться ненароком. Вторая, уже здравая — Макс здесь и даже не зашёл… — Точно в городе? — пытаюсь интонацией заглушить ревущую внутри растерянность. Закусываю губу изнутри с отчётливым пониманием, что он про меня уже едва ли помнит. Пять недель! За это время при желании можно на другой край планеты добраться. — Ну да. У него сегодня пары начинаются во второй половине дня. — И часто он приезжает? — выпытываю осторожно, перебарывая подступающую к горлу тошноту. — Теперь часто, — отстранённо подтверждает Катя, не отрывая глаз от экрана смартфона. — Почти каждые выходные таскается домой с ненаглядной своей. Прозвучавший ответ меня добивает. — Понятно, — вздыхаю, непроизвольно скрещивая руки в нижней части живота, словно пытаясь оградить зародившуюся внутри жизнь от обидного равнодушия. Незнакомое щемящее чувство заставляет защищать кроху от любой угрозы. Даже если та косвенно исходит от родного отца. — А зачем он тебе? В вопросе проскальзывает досада, хотя девчонка старательно скрывает эмоции. Наверное, нас много таких, кому Макс обещал звёзды с небес, да не подарил. От собственной навязчивости у самой зубы сводит. — Винду переустановить обещал, — нахожусь с ответом, вспомнив, что в старших классах он именно за этим домой к девчатам бегал. Ну, может, не только, кто ж его знает, свечку не держала… — Знаешь, не нужно уже, всё равно не успеет. — Торопливо убираю в карман свой допотопный телефон. — Поищу другого мастера. Спасибо. Ухожу не оглядываясь, легонько обнимая себя руками за плечи. Папа будет в бешенстве. Это, если повезёт. А что выкинет Амиль подумать страшно. В некоторых вопросах брат категоричен. Нельзя признаваться, кто отец даже под страхом смерти, иначе ноги потом сотру на свиданья бегать — к Максу в больничку, а к брату в изолятор. |