Нас кладут в больницу. Рядом. Эрик Миллер ворвался к нам в палату буквально сразу и, когда увидел состояние Андрея, побледнел. По выражению его глаз я поняла, что он испугался. Сильно. И почему-то этот взгляд посеял панику и во мне.
Эрик некоторое время смотрел на Андрея в бессознательном состоянии и нервно сжимал кулаки, ничего не говорил и не спрашивал у меня, лишь раз вообще мазнув по мне взглядом. Он переживал за друга, который истекает кровью у него на глазах. А после будто очнулся: стал гонял народ вокруг, врачей, медсестер, кому-то названивал, орал в трубку, требовал что-то. Все это я наблюдала за стеклянной дверью. Сама же сидела возле кровати Андрея, надеясь, что он откроет глаза.
Нас и так до этого быстро приняли, подключили разного рода трубки к Андрею, а сейчас паломничество в нашу палату буквально открылось. Подходили врачи разных специальностей, осматривали Андрея, приносили аппарат УЗИ и на месте проводили исследования. Брали кровь на всевозможные анализы, а также делали переливание.
Приезжали работники правоохранительных органов. Брали показания у меня. Уходили, вновь возвращались и отвлекали меня от Андрея, что меня жутко бесило. Но я все равно сидела с ним рядом и надеялась, что он выкарабкается.
Врачи давали прогнозы не сильно утешительные, говоря, что за эти сутки все должно решиться.
Я же сидела рядом с ним и шептала молитвы. Чем еще помочь, я не знала. Сон не шел, есть не хотелось. Было лишь одно желание – чтобы он остался жив.
Ночью наконец вокруг стало чуть потише, ближе к двум. Эрик все это время находился рядом, за стеклом.
Решает вопросы и руководит процессом. И, как я узнала позже, только из-за его влияния и денег мы оказались с Андреем рядом. Это же реанимация, а я только сейчас это осознаю.
Мне обработали раны, принесли чистую больничную одежду. И теперь я, как и медсестра, приставленная к Андрею, сижу в палате, жду, когда он проснется.
Как сказал доктор, недолеченные прежние раны, плюс сложные сейчас. Переломано несколько рёбер, закрытый перелом руки, лицо все в гематомах… Сотрясение… А узнать о масштабах повреждения мозга смогут только после того, как он очнется.
Скоро уже начнет светать, а Андрей все так же лежит, не двигаясь. Медсестра уснула на стуле рядом. А я никак не могу. Меня не отпускает. Я до ужаса боюсь упустить момент. Какой? Не знаю. Но не хочу после сожалеть.
Лишь чувствую острое желание находиться рядом с ним. И, возможно, даже взять за руку…
Я сделала то, что мне несвойственно, то, что я никак не могла представить, что сделаю в своей жизни по отношению к Андрею: взяла его руку и, сжав со всей силы, произнесла:
– Андрей, пожалуйста, очнись. Ты мне нужен. Нам с Никитой нужен, пожалуйста. Я тебя прошу, не покидай нас.
Глава 20
С утра вновь началась беготня, измерение жизненных показателей Андрея. Врачи собирали консилиумы. Эрик заставлял всех суетиться вокруг, а полиция надоедала мне с очередными расспросами и с ожиданием того, что скажет Андрей, когда проснется.
– Алена, выйди, надо поговорить, – окликает меня Эрик.
Он плотно прикрывает дверь, как будто боится, что Андрей может услышать, чем немного удивляет меня.
– Алена, надо решить два вопроса. Первый, пишешь ли ты заявление в полицию на покушение? Дело в том, что ранее мы этого не сделали, когда вас сбила машина и когда Андрея избили и пытались скинуть с крыши.
Так вот что произошло! Он упал с высоты, поэтому у него кровоточащие раны на теле были, когда мы увиделись.
– Их крышуют менты , кто именно, мы не знаем, поэтому не стали писать заявление. А сейчас Андрей очень плох, и…
– Он выкарабкается, я уверена, – перебиваю Эрика, так как даже мысли не могу допустить о другом. А вернее, просто боюсь.
– Хорошо, пока дам юристам задачу. Так, и второе. Мы, конечно, еще не сняли всю охрану, но, как понимаем, угроза опасности в принципе миновала. Ваша няня уже не выдерживает нахождение в доме, столь далеком от города. Думаю, мы можем их вернуть, ты как на это смотришь?
Я, как услышала слова Эрика, сразу почувствовала воодушевление и прилив сил. Наконец-то, уже почти десять дней я не видела сыночка.
– Эрик, думаю, если это безопасно, пусть привезут Никиту. Будет здорово, если семья воссоединится.
Неожиданно из нашей палаты послышался шум. Началась суета вокруг, возгласы, крики, беготня. Переглядываемся с Эриком, страх отражается в наших глазах. Не сговариваясь, бежим обратно к Андрею и наблюдаем, как врач проверяет его реакцию на свет от фонарика. Не успеваем до конца осознать все, как медсестра рядом произносит:
– Он очнулся.
Жизнь стала налаживаться. Мы с Никитой буквально поселились в больнице, рядом с Андреем. Эрик, Жанна навещали нас через день. А мы развлекали Андрея в палате, чтобы ему не было совсем скучно. Даже находясь с ним в палате, таким больным, слабым, избитым, я чувствовала себя в безопасности.
Поначалу Андрей удивлялся моей доброте, вниманию и заботе. С опаской и подозрением смотрел на ложку с супом, которым я его кормила. На меня, когда настаивала на продлении его больничного, желая, чтобы он до конца восстановился и не рвался обратно в жизнь, пока полностью не поправится.
С Никошей было так же. Поначалу на его «папа» Андрей не отзывался, игнорировал. Потом стал поправлять его, говоря, что он дядя, а папа Никиты очень хороший человек, смотрит сейчас на нас всех с небес и улыбается.
Конечно, мой сын не понимал еще ничего, но Андрей не терял надежды и часто рассказывал ему что-то хорошее о Володе.
Ближе к выписке он уже клал ребенка на край своей кровати и рассказывал какие-то смешные истории, или же читал детские книжки, или смотрел с племянником мультики на планшете.
Няню я на время нашего больничного отпустила. Бедная женщина, ей тоже тяжело пришлось. Перенервничать, столько мыслей обдумать, понять, что же произошло. Но ее профессионализм и человеческая мудрость помогли. Она оказалась стойким борцом и, хотя по приезде была несколько напугана, все же выглядела вполне спокойной.
С каждым днем выписка все ближе. Мы с Андреем особо не говорим о наших отношениях, больше о посторонних вещах. Просто ведем себя воспитанно, интеллигентно, по-доброму. Не ссоримся, не оскорбляем друг друга. Он принял мои правила игры о "молчаливом перемирии" и стал вести себя намного терпимее и тактичнее.
Не знаю, что будет с нами, когда мы вновь окажемся дома и житейские проблемы опять встанут перед нами, но здесь и сейчас я не хочу больше никаких войн с ним или выяснения отношений. Я мечтаю, что он выздоровеет и снова станет сильным.
Потеря мужа, угроза жизни моего ребенка и моей заставили меня задуматься, а правильно ли я трачу время на земле на старые обиды на Андрея? Возможно, уже пора перерасти их и стать взрослой.
