Книга Фальшивая жена. Любовь в залог, страница 22 – Лила Каттен

– Маленькая мышка, – позвал Мартынов, будто специально голосом из фильмов ужасов и с подобной маньякам интонацией. – Выползай из своей умывальной норки, буду тебе сам мех чистить.

– Ага, сейчас прямо, – отозвалась и вытащила свою пижаму. Будь я в джинсах и кофте не переодевалась бы, но в платье лечь спать еще хуже.

Принимать душ в этом доме не стала. На постель тоже ложиться не хотелось, но все же наступать в ванну, куда возможно ходили те самые жрицы из бассейна и их болячки подбирать не одно и тоже.

Поэтому я умылась, почистила зубы заранее прихватив из дома свою щетку.

На все ушло минут десять. Всего десять.

Встала и начала ждать. Чего не знаю. Но выходить так скоро не хотелось. Что странно Мартынова не было слышно вообще. Вряд ли ушел, да и сидеть тут смешно и по-детски глупо.

Набрала полные легкие воздуха и открыла дверь. Спокойно вышла из ванной и положив сумку легла в постель. Все это время игнорируя смотрящего за мной Давида.

Он стоял у окна. И в приглушенном свете ламп казался каким-то уж очень огромным. Но вида я не подала, отвернувшись от него и накрыв себя одеялом закрыла глаза.

Прошло больше двух или трех минут, прежде чем он зашевелился. Прошел в уборную, но закрываться не стал. Хотя я четко слышала, что мужчина в душе.

Ненормальный.

Зачем он это делает?

Когда вода литься перестала и я, приоткрыв глаза увидела голые ноги, шагающие мимо кровати, в край запаниковала.

Что если он голый? Что если приставать будет?

Но виду не подала и сильней заткнула одеяло под себя.

Давид лег в кровать и матрас совсем рядом со мной прогнулся. Сердце забилось в разы чаще, а рука сжалась в кулак, чтобы драться. Нога обрела вес, чтобы бить сильнее в причинное место и все мои волоски на теле были в ожидании.

– Я не трахаю, трусливых мышей. У меня на таких не стоит, – шепнул он в ухо, отодвинув волосы, а после плюхнулся на соседнюю подушку, пока я переваривала сказанное, а после закипала.

Но смысл ему высказывать что-то. Он же нарочно меня провоцирует. Но внутри все обивается лавой, потому что вулкан проснулся по щелчку.

Не надо Самар. Не стоит он того. Но я уже обернулась и смотрела в наглый профиль.

– То ли показалось, то ли нет, но льстишь ты себе отменно.

– Правда? А не ты ли тряслась здесь все эти двадцать минут и обматывала тощую задницу колючей проволокой.

– Ну ты и хам. Тощую?

– По крайней мере оценив параметры выпуклостей я там не обнаружил.

– Глазомер у тебя сбит, но доказывать что-то я не собираюсь. Лучше с потенцией разберись, рановато она у тебя поселилась, – отворачиваюсь чувствую себя победителем в дурацком баттле.

Но Давид резво укладывает меня на спину, еще и забирается сверху.

– Ты что творишь? Слезь с меня, – начинаю бить его кулаками, но обе моих руки оказываются зажаты огромной ладонью над головой.

Усмехается и устраивается поудобней между моих ног, которые из-за атласной ткани разъезжаются. Предатели.

– Это не смешно уже. Быстро слез.

Брыкаюсь, но все без толку.

Смотрю в его нахальные глаза и жду, что задумал он дальше.

– Значит, ты решила меня задеть словами в ответ на то, что на такую как ты у меня член не встанет?

От его прямолинейности я сначала была озадачена, но разве я не знала, что он такой? Чего удивляться?

– Да я бы скорее умоляла его этого не делать раз уж на то пошло. Попробуй хоть иногда не думать о себе и о том, что все вертится вокруг тебя. Я, кажется, об этом уже говорила и «тонко» намекала.

– То есть тебя не волнует моя потенция, – намеренно двигает своими бедрами и в мою промежность упирается огромная дубина размером с мою ногу.

Пытаюсь отползти, но, по сути, будто трусь. Какой позор.

– Мне показался писк? Или ты стонала только что?

– Чего? Да ты прямо воняешь нарциссизмом и самолюбием.

– Значит это была не ты? – снова двигает бедрами и происходит какая-то нездоровая ерунда, иначе не назовешь.

Он своей дубиной нажимает куда-то… Да куда еще? Куда надо, это же очевидно, и я пищу. И пищу от того, что при попытке застонать прикусываю язык до боли.

– Давид, я так понимаю, что эта игра тебе каже-а-ах, – не дает договорить и проворачивает тот же трюк, – черт побери… ты что творишь?

– Да, это и правда была просто мышь. Ты не умеешь стонать, Самар.

– Да пошел ты…

– Куда? – перебивает и ложится так, что я даже дышать не могу.

– К дьяволу, да поскорей, пока я могу дышать.

– У меня к тебе предложение.

– Сразу говорю «нет». Слезай.

– Так вот, – привстает и я выдыхаю. – Если твои трусы мокрые, то ты спишь голой со мной сегодня. Если они сухие, то я иду в другую комнату.

– Да ты… – начинаю быстро елозить и биться.

– Ты дерешься? Или мне показалось?

– Конечно я дерусь. Я дерусь за свои трусы.

– То есть признаешь, что намокла?

– У меня и под мышки мокрые, тоже будешь проверять? Я вспотела.

– Вспотела? – смотрит как на ненормальную, хотя такой я ощущаю себя сама, а потом начинает смеяться, но не слезает.

– Все? Посмеялся на ночь? Вот и славно. Теперь баиньки.

– А я ведь не шутил, – теперь его взгляд такой сосредоточенный.

Давид не отводит взгляда, медленно опускает голову к подбородку и целует его. Целует? Точно целует. Но смотрит в глаза, как и я в его.

Двигается дальше своим ртом к грудной клетке. Касается открытой кожи губами и колет щетиной, а руки опускаются к талии. Завороженная, не иначе я просто лежу и дышу отрывисто, прерывисто, часто, в общем дышала я через раз. Нахожусь в водовороте его взгляда и пропускаю момент, когда его пальцы скользнув по животу залезают под штаны и трогают трусы.

А после я понимаю разумеется, что руки мои были свободны. Их не удерживали. Потому и срываюсь. Как и говорила. Кулаки были готовы драться. Я и ударила. Может быть, не так сильно, как бьют мужчины, но видимо ощутимо. Потому что он схватился за нос и перекатился с меня громко выражаясь. Громко и нецензурно угрожающе.

Сжимаюсь в комок, потому что практически чувствую, как его руки хватают мое горло и сжимают его до предсмертного хруста. Брр… жуткая смерть.

– Твою ж… блядь… мать… – он вскакивает на ноги, и я наблюдаю за тем, как капает кровь, а после замечаю то, в чем была просто уверена, когда он ложился в постель.

– А-а-а-а… – пищу словно очумевшая. – Боже, убери ее. Так и знала…