Книга Эскорт, страница 49 – Лана Мейер

— Еще не решила. Может, на твое платье? — смеется девушка. — Кстати, где оно? Ты нашла маникен?

— Следующий лот — платье «Возрождение из пепла» дизайнера Эльзы Эймс. Обратите внимание на детали: корсетный верх платья, инкрустированный кристаллами Swarovski в сочетании с перьями. Стартовая цена — десять тысяч долларов, — объявляет Аарон, а я, не долго думая, выхожу прямо на сцену.

Чувствую, как на меня устремлены десятки пар глаз. Скоро на меня будут смотреть сотни. Мне нужна провокация.

Мне нужно, чтобы меня заметили. И пусть я рискую быть выгнанной с этого мероприятия, истина проста: без риска, нет кайфа.

Я всегда иду ва-банк, и обожаю безумие. Вот и все.

* * *

Все взгляды обращены на меня. Софиты бьют по глазам, и я чувствую себя так, словно вышла в прямой эфир государственного канала полностью обнаженной.

Или разгулевающей нагой по Таймс Сквер или Пиккадилли.

На всех площадях мира одновременно.

По залу проходит взволнованный гомон, в то время как я выше поднимаю голову и расправляю плечи. Возмущение многих присутствующих нарастает, а я с восторгом рассматриваю свое платье в одном из боковых зеркал.

Ручная работа. Перья, которые невозможно достать просто так, и невообразимо чистые кристаллы, сияющие, словно бриллианты. Красное платье огненной птицы, подчеркивающее все изгибы моей фигуры и красивую зону декольте. Все модели и эскортницы давятся роскошным шампанским, в то время как несколько женщин и мужчин, облаченных в национальную восточную одежду, стремительно покидают зал.

Кажется, моя откровенность оскорбила и задела чьи-то чувства и религиозные взгляды. Арабские женщины жуткие собственницы, а мужчины на официальных мероприятиях не могут себе позволить так откровенно пялиться на провокационно одетую женщину.

Но помимо осуждающих возгласов, я слышу и восхищенные. Меня можно ненавидеть, можно желать мне смерти или потери всего, чем одарила меня природа. Можно любить и обожать меня, быт одержимыми мной.

Можно обсуждать, критиковать, восхищаться.

Единственное, что остается невозможным — оставаться ко мне равнодушным.

Так было всегда. С самого детства. Даже будучи маленькой девочкой в грязных обновках, я выделялась из группы ярким пятном. Бог подарил мне дьявольскую красоту, забрав взамен душу.

Любовь родителей, счастливое детство, теплый и уютный дом — это и есть душа.

— Попрошу тишины, дамы и господа, — ударив молотком по кафедре, заявляет в микрофон Аарон. — Сохраняйте спокойствие. Начинаем торги. Двадцать тысяч, дама в третьем ряду слева, — за мое красное платье начинается стремительная и не менее кровавая битва.

Я кружусь на месте, улыбаясь и отправляя воздушные поцелуи всему залу. Несколько бокалов шампанского кружат меня с неимоверной силой, а я кружу весь зал своим раскрепощенным поведением. Все женщины продолжают кусать локти, наблюдая за тем, какими взглядами меня одаривают присутствующие мужчины, являющиеся «самыми вкусными сливками». А другие — только и успевают поднимать свои таблички.

Внезапно, во время поворота вокруг своей оси, я замечаю то, что заставляет меня замереть на месте. И едва ли не упасть прямо на сцене. Я подворачиваю ногу под аккомпанемент злорадного женского смеха.

Это алкогольная галлюцинация? Ведение? Быть может, мне в шампанское подмешали наркотик?

Я замираю, вглядываясь в черты лица мужчины, восседающего на балконе большого зала. Раньше я его не видела — очевидно, он был скрыт охраной, которая разошлась в сторону и теперь стоит по оба его плеча.

От взгляда мужчины меня бросает в жар, кости до ломоты горят под кожей. Ноги не держат меня, пространство калейдоскопом вращается вокруг моей оси.

У мужчины…который так пристально, внимательно, и до невозможного одержимо разглядывает меня лицо очень хорошо знакомого мне человека.

У него лицо Джеймса.

Нет, не так: у него. Лицо. Джеймса.

Моего погибшего мужа.

Человека, у которого есть могила, на которую я долгое время приносила цветы, когда у меня еще была такая возможность.

Я не понимаю…

В моей крови точно наркотики.

Мужчина встает с антикварного кресла, всем своим видом, напоминающим трон, и хватается за изгородь балкона, продолжая смотреть на меня.

Опускаю взгляд вниз, пытаясь побороть тошноту, вызванную шоком.

Это Джеймс. У меня нет никаких сомнений. Я так долго изучала его лицо на тех самых совестных фотографиях, что хранила в альбоме. Тот самый альбом, который украла Кэсс. Мой драгоценный осколок памяти, что важнее миллиона долларов.

Хотелось бы, чтобы этот альбом сейчас был у меня на руках.

Серые глаза, для многих блеклые и бесцветные — но для меня, самые завораживающие в мире, обещающие и загадочные.

— Триста пятьдесят тысяч, — словно сквозь вату доносится до меня.

Четыреста, пятьсот, кто больше?

— Шестьсот тысяч по телефону. Шестьсот тысяч — раз. Шестьсот пятьдесят тысяч! Шестьсот пятьдесят тысяч — раз. Шестьсот пятьдесят тысяч — два, — причисляет ставки Аарон, пока я пытаюсь собрать себя по частям.

— Миллион сразу. Миллион долларов — раз, миллион долларов — два. Миллион долларов — три! Продано! Платье уходит к мистеру Голденштерну. Поздравляю, Драгон, — еще одним выстрелом в сердце звучит голос Аарона.

К мистеру Голденштерну? Мать вашу, что здесь происходит?

Мне кажется, мое сердце вот-вот разорвется от недоумения.

Голова кружится с невероятной скоростью, но я все же успеваю схватиться за кафедру и не упасть.

— Тебе плохо? — шепчет Аарон, замечая мое состояние. — Что происходит, Эльза? Тебе нужно полежать. За сценой есть комната отдыха.

Я смотрю в зал и концертирую взгляд на Драгоне. Он выжигает кровавые стигматы на моем теле, явно выражая таким образом свой гнев и ярость. Я не понимаю, почему он так смотрит на меня. Вариантов немного.

«А» — он зол, что на меня пялится весь зал, поэтому немедля купил платье, перекрыв ставки.

«Б» — он в ярости, от того, что я сбежала из отеля и попала сюда без его помощи.

Но и это, черт возьми, неважно, потому что миловидная блондинка начинает виснуть у него на шее и покрывать поцелуями его шею. Внутри меня все немеет, превращаясь в лет. Удушающая ревность вонзается в душу льдистыми иглами.

Я вижу, что между ними стерты все границы на языке тела. Так может быть, только если двое уже трахались.

И не то, чтобы кто-то кому-то принадлежит, но меня почему-то все равно выворачивает.

Вдруг, Драгона и его шлюху окружает охрана, закрывая мне весь обзор на этих двоих.