Книга ЭТНОС. Часть вторая. Догма, страница 28 – Павел Иевлев

Император с принцессой прибудут завтра, а сегодня мы мечемся, собираем отчёты с вахтовиков, проводим ротацию отработавшего контракт персонала и вообще принимаем хозяйство. То есть они принимают, а я так. Сбоку стою. Я граф декоративный.

Впрочем, у доктора Ерзе другое мнение.

— Не думай, что тебя это не касается! Граф Морикарский — ключевая фигура. Наши агенты во дворце докладывают, что Перидора упорно настраивали против тебя и практически настроили!

— А что со мной не так?

— Ты слишком популярен.

— Я думал, меня все ненавидят.

— Это тоже вид популярности, — просветила меня Джулиана, — даже более эффективный, чем народная любовь. Любовь вызывает зависть и вообще преходяща, а на ненависть всегда можно положиться. Если спросить любого человека, что здесь, что в Багратии, что в Киндуре: «Кто для вас лицо Меровии?» — большая половина скажет не «Перидор», а «Граф Морикарский».

— Так меня же пять лет не было!

— Вот именно. Для северной Меровии ты был в колонии, для колонистов — в метрополии. И там, и там все реформы связывают с тобой. И те, кто ими доволен, и особенно те, кто не доволен. Их, кстати, большинство.

— И в чём проблема?

— И те, и те считают тебя величайшим человеком эпохи.

— Его величество ревнует?

— Его величество, — мрачно сказала Джулиана, — считает, что ты его свергнешь и станешь править сам.

— Что за чушь? — возмущаюсь я. — Он же знает, что я чужак. Что для меня это просто работа.

— Это ты знаешь. А ему это просто сказали. Императоры народ недоверчивый, потому что естественный отбор. Доверчивые долго не живут и потомства не оставляют. Любой император уверен, что все метят на его пост и готовы ради этого на любую подлость. Кстати, статистически они правы. Так что для Перидора вполне логично предположить, что человек, технически имеющий возможность захватить власть в Меровии, обязательно попробует это сделать.

— А я имею?

— Запросто. Твоя личная армия меньше Меровийской, но она отлично обучена, лучше вооружена, очень тебе лояльна, имеет боевой опыт благодаря практике в колонии, а главное, она в одном дневном переходе от столицы. В то время, как полки Перидора ещё с границы снять надо. И везти сюда по железке, которая, опять же, принадлежит тебе.

— О, у нас уже есть трансконтинентальная железка?

— Отчёты прочитай, лентяй! — сердится доктор Ерзе. — Уже год как запустили! Хотя по большей части однопуткой и по временным мостам, но проехать с запада на восток страны уже можно.

— Так что мне делать с перидоровой паранойей?

— Для начала будь готов его свергнуть и захватить власть.

— Что-о-о? Джулз, скажи, что ты шутишь!

— Это один из вариантов. А что? Побудешь императором, потом передашь престол, когда подберём кандидата. Ты тут личность известная, тебя многие ненавидят, но все уважают и боятся. Идеальный узурпатор. Армия за тобой пойдёт охотно, аристократия разделится, но большинство примет просто с перепугу. Перидор был хорош на начальном этапе, но он сильно сдал и теперь нас тормозит.

— Блин, Джулиана, я не хочу узурпировать престол! Неужели нет другого метода?

— Тогда поговори с его дочерью. У вас, вроде, хорошие отношения были. Говорят, он к ней прислушивается. Точнее, говорят, что он прислушивается только к ней.

* * *

— Мой паладин.

— Моя принцесса.

Передо мной двадцатилетняя девушка ослепительной красоты. Катрин всегда была миленькой, но я не ожидал, что она вот так расцветёт, выйдя из подростковой поры.

— Я так изменилась? Ты не узнаешь меня?

— Я потрясён, — признаюсь я честно.

— Да, я красивая, — спокойно говорит она. — Теперь ты сможешь всем хвастаться своей дамой сердца.

— Только об этом говорить и буду, — киваю я.

— Ты соблюдал наши обеты? Ты не полюбил другую?

— Когда бы я успел?

— Ах, да. Для тебя же прошло совсем мало времени. К этому невозможно привыкнуть, — вздыхает она. — Но мужчины такие ветреные!

— Моё сердце принадлежит тебе.

— Рада слышать. Моё тоже принадлежит тебе, паладин. Поцелуй меня.

Мы поцеловались. Это был взрослый, серьёзный, глубокий и даже чувственный поцелуй. Мне аж неловко стало — не далековато ли зашёл этот детский импринтинг? Игры в любовь забавны, но многие доигрались.

— Катрин?

— Моя фрейлина.

— Блин, я не могу. Я щас умру. Или завизжу. Или описаюсь, — дочь смотрит на выросшую подругу, выпучив глаза и открыв рот.

— Для такой мелкой макаронины это простительно.

— Макаронина?

— Малявка. Козявка. Мелочь пузатая.

— Уи-и-и! Ты помнишь! Ты все помнишь, злопамятная ты зараза! Тебя можно обнять, или ты уже слишком взрослая для этих глупостей?

— Меня нужно обнять. Меня пять лет никто не обнимал.

— Ы-ы-ы! А-а-а! — Нагма безжалостно обхватила принцессу руками, сминая накрахмаленные кружева на платье, и принялась тихо подвывать от восторга. — Аллах милосердный, ты така-а-ая красивая! Я думала, ты в прошлый раз стала красивая, но теперь просто смотреть невозможно! Хочется смеяться или плакать. Люди не должны быть такими красивыми! Это нечестно!

— Ты привыкнешь.

— Учти, — строго сказала Нагма, отступив на шаг и склонив голову набок, — я буду тебя рисовать. Каждую секунду. Каждый жест. Каждый поворот головы. Ты проклянёшь меня, но я не сдамся и буду рисовать и рисовать!

— Только если ты привезла новое аниме.

— Ты будешь смотреть со мной аниме? — поразилась Нагма. — Но ты же взрослая!

— Я принцесса, — гордо сказала Катрин, — мне можно!

* * *

— Ваше Величество, — склоняюсь я в подобающем поклоне.

Принцесса заявила, что верит своему паладину, потому что кому ещё верить, как не мне? Но Император каждый день выслушивает потоки клеветы, которые льют на меня придворные, а капля камень точит.

— Все знают, что граф Морикарский не оратор, — сказал я. — Поэтому скажу просто: я не претендую, никогда не претендовал и не собираюсь претендовать на ваш престол. Я не имею на это никаких прав, а главное, не имею ни малейшего желания. Что бы вам про меня ни наговорили, все мои действия в качестве графа направлены на благо Меровии. И я хочу вас заверить, что у нашей группы нет намерений менять правителя страны.

— Но вы можете это сделать, если захотите, — сказал Император.

Это не было вопросом, и я не стал отпираться.

— Если поставим себе такую цель. Но мы всегда могли это сделать. Достаточно было просто не спасать вас от убийц.