Онлайн книга «Марргаст. Первое семя тьмы»
|
− Они стали сказками, − хотел бы я рассмеяться, но когти больно впивались в ребра, не давая сделать лишний вдох. − Верно, перестали внушать страх. Ты должен убить Горына, чтобы новые ростки Тьмы обрели силу, сменив его. Вот о чем говорила Наина. Страх приведет к концу мира. Страх старых богов исчезнуть под натиском новых. И люди, послушавшие их, сделают неверный выбор. Как Рад, выбравший воскрешение дочери вместо жизней тысяч и тысяч живых людей… *** Я смотрел на Нигола, насколько позволял угол зрения. Палец с перстнем онемел от боли. Я цеплялся за него, как за свой последний «крючок», удерживающий сознание на плаву. − П-прекрасная речь, просто прекрасная. Как лицедей и мошенник я способен оценить хорошее представление… Но с чего вы решили, что я стану помогать? Да я лучше женюсь на этом трехрогом уродце с кривыми ногами! – Может, мне убить его? − прошипело немертвие. Его морда стала плавиться, как восковая свеча, теряя прежние очертания. С ужасом я понял, во что он собирался превратиться. С жилистого, длиннолапого туловища на меня глядела Беляна. Ее губы кривились от сильной боли. «Что же ты наделал, Ванечка? Я страдаю, мне так больно. Это все из-за тебя! Ты не справился. Ненавижу. НЕНАВИЖУ!!» − Довольно, − вмешался в издевательства Нигол. − Глупое создание тьмы, ты пугаешь нашего Пастуха. Я попытался приподняться. Руки не слушались. − Никакой я не пастух, слышишь? Я не стану превращать Славию в пепелище, только чтобы ваши безумные боги вновь стали получать жертвы. − Дитя, ты не слышишь. Тебе трудно понять, но ты рожден на свет с этой целью; ты сосал молоко матери, рос, набирался сил, чтобы каждое твое решение привело именно сюда. Исход был предопределен задолго до нашего рождения. Ты − пастух заблудших, Агниса. Светлый. Ты вернешься после смерти дракона, как герой, и люди поверят в тебя. С именами богов на устах ты поведешь их против ростков Тьмы, посеянных мной. Ваша битва останется в легендах. Зло будет отсеяно добра, и мы сможем противостоять… Безумный пророк осекся на середине своей пламенной речи. Затем резко склонился надо мной, лежавшим почти в беспамятстве, схватил ссохшейся рукой за волосы, прижав большой палец к коже между глаз. Зрачки его метались из стороны в сторону, как у человека, читающего книгу. − Нет… не понимаю, − пробормотал он, и вид безумного пророка стал донельзя растерянный. − Ведь все же написано в твоей живи. Так почему… Нет. Глупости, откуда ей взяться? Энергия Нави? Прямо поверх ветвистой линий судьбы! Радогост! Мой наставник, нежно баюкавший скелет собственной дочери, услышал его не с первого раза. Нехотя оторвался от савана и посмотрел на ненавистного Нигола. − Кто вмешался в судьбу Агнисы? − трясясь, спросил тот. − Его живь опорочена, все потоки смещены. Он не подходит на роль Пастуха! − Ты хотел избранного, ты его получил. Он тот самый, ошибки быть не может – даже Симеон подтвердил это. − Но в нем есть тьма Нави! Спаситель не может быть порождением темных сил! Я искренне наслаждался их замешательством. Какая разница, что пошло не так. Главное − еще чуть-чуть, и они начнут бегать туда-сюда, как тараканы на хозяйском столе. − Время уходит, − взвыл Нигол. − Если не убить Горына сейчас, то семена не взойдут! Змеи закончат битву снаружи и вернутся! Они помешают нам! − И чего ты от меня хочешь, пророк? − напряженно спросил Радогост, закрывая своим телом останки Рилы. Его вид красноречиво говорил, что он скорее убьет каждого в зале, чем позволит к ним прикоснуться. − Нет выбора. Ты пойдешь туда вместо него. Арка пыхнула невыносимым жаром. Внутри горы старый дракон ворочался в вековом сне. Мой бывший друг и учитель окаменел. − Обезумел? Я не могу, я… Это не моя судьба! − Лучше так, чем этот полукровка. Иди, иначе дочь к тебе никогда не вернется – уж об этом я позабочусь! Нигол потер перед его лицом большим и средним пальцами. Внутренний взор различил тонкую нить, связывавшую пророка и землю с костями. Видимо, Радогост тоже ее видел. Он взглянул на меч, потом на меня. − Прости, младой брат. Не такого исхода я для всех нас хотел, − сказал он блеклым утомленным голосом. И направился к проему, за которым скрывалось чудовище. Его сгорбленная фигура особенно четко выделялась на фоне живой губительной тьмы. В последний раз сверкнул зелено-голубым легендарный меч. Потом их поглотила неизвестность. Мне снова стало дурно, и я почти потерял сознание. Перед глазами все плыло. Мерзкая трехрогая гадина давила в грудь с такой силой, будто желала размазать по полу. С его длинных губ ниточка за ниточкой падала слюна, теряясь у меня в волосах. – Что прикажешь делать с этим бесполезным куском мяса, хозяин? − Не знаю. Не мешай, − отмахнулся Нигол, следя за тьмой. – Я не уверен, что могу сдержаться. Слишком долго времени прошло! Я ощутил каждой частицей кожи его желание. Немертвие хотело меня сожрать. Пройти такой путь, чтобы оказаться в брюхе источника моих злоключений? Ну уж нет! Я ведь когда-то умел… Надо сосредоточиться. Руки свободно скользили туда-сюда по гладкому полу из пятнистого мрамора. И откуда он здесь, этот мрамор?.. Неважно. Думай, думай. Вспомнил. Последний сон напомнил кое о чем, что я умел в раннем детстве, но разучился и позабыл с возрастом. Мы с мамой скрывали этот талант от всех, включая отца. Как же она радовалась, когда мне удавалось без помощи рук доставать с ветки яблоко или шишку. Пояс с секирой где-то валялся неподалеку. Я мог различить его боковым зрением. Все внимание Нигола было сосредоточено на арке, за которой происходил бой божественного значения. С высокого потолка непрерывно сыпалась крошка, появлялись все новые трещины. Гора дрожала в приступе агонии. Горын проснулся? Если у Радогоста не получится убить его даже с силой волшебного меча − мы обречены. Я, наконец, разглядел свое духовное оружие. И позвал его, как звал в детстве шишки и прочие безделушки. В носу болезненно закололо. Хотя это могло быть и от невероятного зловония, вытекающего в зал клубами пара. – Такое разочарование. Ты оказался пригоден лишь для еды. А ведь я видел в тебе угрозу… Зубастая пасть потянулась к шее… Я боялся немертвие. Несмотря на все тренировки и закалку, я его боялся. Но свою мать я когда-то боялся гораздо сильнее. |